Книга Последний альбом - Элизабет Хэнд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нэнси! В чем дело? Что случилось?
Я затрясла головой:
– Не знаю, просто не знаю… – Больше я ничего не сумела сказать.
Уилл оглянулся на ребят, но они продолжали таращиться на меня, пока он не увел меня в дом и не усадил гостиной. Подтянулись остальные, и минут через пять, когда стало ясно, что я пришла в себя, все расслабились и начали шутить. Я тоже смеялась, хотя и не слишком убедительно. Но мне уже стало стыдно за переполох, который я учинила.
Лесли подсела ко мне:
– Что все-таки произошло, Нэнси? Просто истерика?
Я бестолково трясла головой.
– Да… Нет… Не знаю, может быть…
– Держи. – Она вытащила фляжку виски и сунула мне. – Помогает от всех проблем.
Ее обычная реакция на любую нештатную ситуацию. Но тогда мне действительно помогло.
Ну, Нэнси тогда воображала себя ведьмой. Как и половина всех лондонских девах. Впрочем, только ей из всех моих знакомых удалось на этом заработать.
Меня ее самодеятельность до сих пор бесит. В каком-то смысле она во всем и виновата. Задурила им головы, особенно Джулиану. Я их туда потому и засунул, чтобы оградить от всякого внешнего воздействия. Особенно такого рода.
Как по мне, вся ее сегодняшняя деятельность – просто стыд и позор. Дерет деньги с доверчивых простаков, которые отчаянно хотят верить в… уж не знаю, в какую фигню они там верят. Вот так и Гарри Гудини позволил всяким спиритуалистам себя облапошить в надежде получить весточку от умершей матери. Слава богу, Нэнси сидит во Флориде, или где там она нынче обретается. Столкнись я с ней на улице, я бы за себя не поручился.
Никто нам головы не дурил. Мне, во всяком случае. И уж точно Нэнси тут ни при чем. Пусть Том до сих пор не может ей простить, что она заявилась в те выходные, но какая тут связь с дальнейшими событиями?
На самом же деле тогда в атмосфере действительно что-то витало. Точно вам говорю. В те дни все вдруг стало по-другому. И не только в Уайлдинг-холле. Везде. Это ощущалось как запах или как солнечный луч, чудом пробившийся сквозь чащу. Воздух словно стал золотым. Да он и был золотым. Как в сказке, когда может случиться все что угодно.
А Уайлдинг-холл сгущал эту позолоту. Служил как бы линзой: пропускаешь через нее свет, обычный солнечный свет, а линза собирает его и усиливает, и получается огонь.
Была у нас там одна игра, которой мы забавлялись вечерами после удачного дня, слегка курнув – Джулиан добыл отличной дури у чувака в Нотинг-Хилле. Короче, мы брались за руки и закрывали глаза. Потом молча разжимали руки и по очереди открывали глаза. Опять-таки в полном молчании. Мы надеялись, что – мало ли, ну а вдруг! – если провести ритуал в правильное время, в правильном месте и с правильными людьми, нам повезет: откроем глаза – и мы куда-то перенеслись.
Не знаю куда. Туда, где никогда не были. В невообразимое место. Только ни разу не сработало. Во всяком случае, у меня. Видимо, я был недостаточно накуренный. Иногда даже жалею.
Знаете, по-моему, Джулиан и Нэнси были как канарейки в угольной шахте. Они отличались особой чувствительностью – не по части эмоций, хотя и это тоже, но в телепатическом смысле: ощущали то, о чем остальные не имели и представления. Таких иногда называют экстрасенсами – правда, этот термин тоже не очень подходит. Джулиан воспринимал малейшие признаки напряженности в отношениях между участниками группы, особенно после нашего переселения в Уайлдинг-холл.
Сознательно или нет, но мы пытались поддерживать эмоциональный баланс, и я по-прежнему считаю, что Том мудро поступил, отправив нас в ссылку на три летних месяца. Увы, его добрые намерения обернулись реальным кошмаром.
Но тогда мы ни о чем не подозревали. Винить некого, и уж наверняка Нэнси тут ни при чем. В ней от природы заложено… не знаю, как это назвать. Она сильнее, стабильнее Джулиана. И если сравнивать их с канарейками в шахте, то Нэнси наверняка первой почуяла опасность. Только она слишком быстро свалила, провела в усадьбе всего одни выходные.
Джулиан терпел гораздо дольше. Народ забывает, что горняки берут канареек в забой не только в качестве индикатора ядовитых испарений. Канарейки ведь еще и прекрасно поют, даже в полной темноте.
Ее внезапно охватило какое-то оцепенение. Я в этот момент как раз на нее глядела. Когда дед подвез ее к нашему дому, парни рванулись разгружать грузовик, а я двинула к Нэнси. Мы с ней раньше пару раз встречались и нашли общий язык, а мне как раз не хватало женского общества. Полмесяца в глуши в сугубо мужской компании кого угодно доведут до ручки.
Я уже предвкушала сплетни, шутки-хохмы, свежие лондонские новости. Она спрыгнула с подножки, огляделась с улыбкой – день был прекрасный, да и все лето выдалось солнечное, дождей не припомню. Стояла с блаженным видом горожанки, наконец-то вырвавшейся на природу.
И вдруг ка-ак завопит! Жуткий крик, створаживающий кровь в жидах – подходящее выражение. Как будто ей в грудь кинжал вонзили. Я от неожиданности аж подпрыгнула и чуть не бросилась бежать, вот до чего перепугалась. А Нэнси так и застыла, выпучив глаза, и вопила как резаная.
Она была как во сне. Видали человека, которому привиделся ночной кошмар? Не просто страшный сон, а именно кошмар, когда кажется, что все происходит наяву. Такие глаза, как у нее тогда, с того лета иногда бывают и у Уилла.
Нэнси была точь-в-точь лунатик. Но она не спала, да и с чего бы ей спать посреди бела дня. Она вполне себе бодрствовала, вот как я сейчас. Я подскочила к ней, завела в дом, усадила в гостиной. Уилл принес ей попить. Я держала ее за руки и бормотала всякие утешения – примерно как успокаивают испуганную лошадь.
Руки Нэнси жгли холодом. Так обжигает железо на морозе. Знаете, как дети зимой лижут металлические дверные ручки? Вот то же самое ощущение – ну то есть я-то руки ей не лизала, просто дотронулась.
И реально обожглась. Вот смотрите, эти белые отметины – здесь я прикоснулась к ней. Кожа пошла пузырями, и несколько дней болело до чертиков. А потом остались эти шрамы.
В общем, с припадком мы быстро справились. Уилл отвел ее наверх в свою комнату, уложил в постель, трахнул – и она снова в норме. Звукопроницаемость там тоже в норме, в одном конце дома чихнешь – в другом слыхать.
В честь приезда Нэнси устроили вечерину: до двух или трех ночи пели и плясали. Нэнси классно танцует. Как раз вышел диск «Предисловие к святому Доминику» Вана Моррисона, она его прихватила с собой, и мы снова и снова ставили «Джеки Уилсон говорит». Выход нового альбома тогда был целым событием. Купишь, заскочишь к кому-нибудь со стереосистемой, сразу друзья набегут, и в первый раз слушаете все вместе.