Книга Беспорядок вещей - Пальмира Керлис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Третья жертва была убита единственным ударом в сердце, сзади. Вряд ли Наберт сообразил, что произошло. Крови было мало – крохотная лужица под креслом. Знак на шкафу нацарапали ножом, которым и отправили Наберта на тот свет. Специалисты рисунок до сих пор не расшифровали, как и знаки с других мест убийств. Этот псих из каталога с татуировками их срисовал, что ли? Нет, там, наоборот, сплошные смыслы. Что характерно, все три орудия убийства бросили рядом с трупами, и каждый раз это были ножи. Разные, но неизменно красивые, необычные и дорогие коллекционные штучки. По базе оружия они не проходили, отпечатков пальцев на них не нашли. Убийца вообще не оставлял улик. Почти Декстер какой-то! В случае с Набертом подозреваемых было хоть отбавляй – весь банкет. Сто гостей, радушные хозяева и толпа обслуживающего персонала. Времени для «творчества» было в обрез. За двадцать минут до того, как мы обнаружили тело, Наберта видели на банкете живым. Значит, убийца был в библиотеке незадолго до нас. Паша никого не заметил, он пришел буквально на пять минут раньше меня и Лейки, тому была масса свидетелей.
Остаток вечера я провела в тяжких размышлениях. Что связывало Реусова, Янковскую и Наберта? Наверняка дело не ограничивалось «Перспективой» и вип-клубом Сигмеон-банка. Они вращались в одних кругах, да и убийца не забрел бы на банкет к Зорьевым случайно. Хотя нельзя забывать про обслуживающий персонал. Итак, у нас есть трое: успешный брокер, создатель электронной платежной системы и бывшая модель. Что их объединяло? Десять минут блуждания в интернете, и я нашла ответ. Реусов недавно потерял приличную сумму денег именно на акциях Наберта. С чего он так в них вложился? Впрочем, никто не застрахован от ошибок. А весной Наберт планировал запустить рекламу с участием Виктории Янковской. Бинго! Так и вижу Вику со значком евро на обтягивающей маечке… Правда, теперь ее образ вряд ли рискнут использовать. Что ж. Пусть еще раз Рома спросит меня, на что это похоже. В подробностях ему отвечу, умнику.
Уснула я спокойная и уверенная, что происходящее – часть неведомых бизнес-интриг, бесконечно от меня далеких. Чего я переживала и мучилась?
Сладкий утренний сон кощунственно нарушил будильник. Приятная мелодия, век бы ее не слышать. Хочешь разлюбить какую-нибудь песню – начни под нее просыпаться. Проверила лично. Однако лучше продрать глаза с утра пораньше, чем выползать из постели вареным пельменем в обед. Ненавижу терять время – никто не знает, сколько его осталось в запасе.
Ситуация с расследованием нешуточно напрягала. Две недели назад я давала показания насчет Вики другому следователю, видимо, помощнику Ромы. Почему он сам со мной не встретился? Есть причины? Наверняка я и в этот раз его не увижу. Если Рома и задумал нечто эдакое, я узнаю последней. Наткнуться на два трупа подряд – нехилое совпадение, и надо понять, во что выросла его старая обида. Вдруг я ошибаюсь, и он давно выкинул из головы то дело.
Я решила не ждать повесток и звонков. Специально заплела две скромные косы, облачилась в джинсы и просторный белый свитер. Повязала на шею голубой шелковый шарф и надела серые овальные очки. Выглядела я примерно так же, как в день знакомства с Ромой, разве что старше и без испуганного блеска в глазах. Неизменными остались лишь яблочные духи. С детства обожаю их теплый сладкий запах. Выясню опытным путем, помнит ли он нашу первую встречу. Буду вести себя мило и доброжелательно и следить за реакцией. Возможно, Рома обо всем забыл, не держит на меня зла, а на фамилии у него просто память хорошая… Я уточнила по телефону, когда Романа Саутина можно застать в кабинете, и поехала в Главное следственное управление.
Кабинет Ромы был тесным и безрадостным. На сейфе стоял одинокий чайник, с полок выглядывали бумажные папки-близнецы с умилительными завязками. Их было много, но казалось, что хозяин найдет любой бланк или документ за считанные секунды. Словно вся эта путаница – вовсе не путаница, а непонятная мне упорядоченная система. Между монитором и принтером примостились два Кодекса в потрепанных обложках, с портрета на стене грозно взирал Дзержинский. Как там было, «чистые руки, горячее сердце, холодная голова»? Неожиданно. Не замечала за Ромой любви к стебу и цинизму, наверное, он это тщательно скрывает.
Я прошла внутрь и замерла. Рома сидел за письменным столом, возле шкафа, и сам сильно походил на шкаф. Особенно набором реакций и размахом плеч.
– Добрый день, – бодро сказала я, надеясь привлечь внимание.
– Чем обязан? – церемонно осведомился он и отвлекся от раскрытого ежедневника.
Вид у Ромы был помятый и весьма измученный. Нездоровый цвет лица, потухший взгляд и наметившиеся круги под глазами. Он вообще ночью спал?
– У меня есть важная информация по убийству, – заявила я. – Требую, чтобы меня немедленно допросили.
Упрямо подошла к его столу и села напротив. Рома окинул меня внимательным взглядом – сверху вниз, задержавшись на голубом шарфе, и насмешливо спросил:
– Так не терпится? Я планировал поговорить с вами позже. Но раз уж вы явились…
Какие мы важные и формальные, аж дрожь берет! Посмотрим, надолго ли его хватит.
– Давай уже на «ты», все равно мы здесь одни.
– Без разницы. Точно хочешь сегодня дать показания?
– Точно.
Он потянулся к телефону, неспешно набрал номер и утомленным голосом уведомил, что зайдет позже.
Пока я рассказывала, как мы обнаружили труп в библиотеке, Рома ни разу не оторвал глаз от протокола. Тщательно записывал, не перебивая, и явно думал о своем. Когда я закончила, в кабинете повисла гнетущая пауза. Он особенно сильно надавил на бумагу, выводя последнюю букву, и поинтересовался:
– Откуда ты знала, как открыть дверь в библиотеку?
– Зорьев показал, в прошлом году, – честно ответила я. – Замок сломался, и дверь открывалась, только если правильно повернуть ручку и резко дернуть вниз. Михаилу понравилось, что библиотеку можно не запирать, непосвященные люди в нее сами не попадут. Вот он и не захотел менять замок.
– Многие знали, как туда войти?
– Спроси у Зорьева. Лично я никому не показывала. Кроме Лейки, в тот вечер.
– Лейки? – удивленно переспросил Рома.
Его взгляд стал цепким и жестким, я даже невольно выпрямила спину.
– У вас она записана как Валерия Лейко, – пояснила я, злясь на себя за прорванный фильтр. – Старые знакомые называют ее Лейкой.
– Вы хорошо знакомы? – моментально среагировал он.
Ладно, бог с ним. Обязательно узнает.
– Да. Все трое: я, Валерия и Павел Левицкий.
– И насколько давно?
– Прилично, – недовольно ответила я.
Не было ни малейшего желания беседовать о Лейке и Паше.
– А конкретнее?
– Четырнадцать лет назад занимались на одних и тех же курсах психологии. Достаточно конкретно?
– И до сих пор такие теплые отношения, что уединяетесь в библиотеках?