Книга Война - Наталья Мар

– Мы вовремя, не психуй… Какой же из тебя советник, если ты трусишь, как школьник, – нервно одергивая на себе длинное синее платье, которое шелково струилось от шеи до самых пят, сестра приводила дыхание в порядок. Нельзя являться пред очи глав правящих домов в растрепанных чувствах.

Самина наощупь проверила целостность прически из волос цвета июльского неба (церемониальные косы слуги плели втроем!) и толкнула дверь, которая, по ее мнению, вела в зал. Дверь не поддалась. Под аккомпанемент зазвучавшего где-то рядом гимна закралась мысль, что отец и впрямь будет недоволен.

– Самина, быстрее, сюда! – раздался позади голос брата, которому повезло больше.

Сестра на цыпочках скользнула за ним в приоткрытую щель и оказалась в нижней ложе зала суда.

– Ну, ты даешь. Видела хоть табличку, куда рвалась? – хохотнул ей в ухо Орис. – В пыточную камеру!

– Присматривала для тебя новое жилье. Осточертели твои шмотки у меня дома.

Удовлетворенная порцией яда, она вышла к парапету, чтобы оттуда лучше рассмотреть зал.

Над их головами раскинулся громадный ячеистый купол из прозрачного неопластика. Судьба пленного императора решалась наивысшим судом Альянса, поэтому советники тем вечером собрались под самой крышей. Зал делился на три яруса. Самый нижний занимала круглая площадка для публичных экзекуций. Это была арена жизни и смерти, которая превращала казнь или помилование в остросюжетное развлечение. Казни на Бране были делом обычным, даже будничным, и кое-кто из председателей решил, что грех этим не воспользоваться, и выдумал превратить их в экстремальное шоу. Естественно, оно транслировалось в прямом эфире по всей планете. Букмекеры принимали ставки, долго ли продержится тот или иной бедняга, заключались пари на того, кто выступит палачом и какое будет оружие. Против осужденных выходили настолько превосходящие их по силе противники, что вопрос об исходе даже не ставился. Правда, согласно правилам, если какой доходяга и убил бы своего палача (хоть доселе прецедентов и не случалось), его бы непременно помиловали.

Самина и Орис заняли места в ложе для знати: она метра на три возвышалась над ареной и была отгорожена небольшим парапетом из закаленного стекла. «Это чтоб кровища на платье не брызнула», – не удержалась от громкого комментария Самина. Она привлекла к себе несколько пар вытаращенных глаз: ожесточенные сердца зрителей, как ни странно, бывали шокированы, если кто-то называл очевидные вещи своими именами. Вместе с девушкой и ее братом в нижней ложе находились члены семей других советников и какие-то столичные чиновники.

Еще выше располагался ярус верховных судей – глав правящих домов Звездного Альянса. Всего они занимали двенадцать мест, председательствовал Харген Зури. Первый советник был немолод – он принял этот пост совсем юным, но целый век назад. С тех пор на его строгое лицо с крупными чертами грубой чеканки пала мрачная тень. Она стала бессменным атрибутом власти трех председателей до него и, по всей видимости, передавалась по наследству. Харген с особым почтением носил на себе эту суровую тяжесть полномочий. По старому, но расхожему эталону ему бы дали чуть за пятьдесят. По новому стилю – хорошо за сто. Разумеется, в свете достижений современной медицины никто не заручился бы, сколько ему было на самом деле. На Бране и подчиненных ей планетах редко кто жил меньше двух-трех веков. Поискав глазами сына и дочь в ложе внизу, председатель сухо кивнул им и снова нахмурился.

Пока арена пустовала, Орис с почти детской непосредственностью таращился на инопланетян. Он впервые видел их так близко: на засекреченной Бране гости, разумеется, были редкостью, а сам он еще ни разу не летал выше родной стратосферы.

Шуршала золотым платьем пожилая леди с Йартана (или не леди? или не пожилая?) – один белесый глаз на пол-лица, а в остальном, пожалуй, человек как человек. Гуттаперчевый эолец крутил подвижным телом: у него на четыре конечности приходилась тысяча шарниров. Орис читал, что на Эоле гиперплазия позволяет выживать среди джунглей и скал, что покрывают сушу целиком. И общаться меж собой на удивительном и сложном языке тела.

В большинстве же своем инопланетяне его разочаровали. Они напоминали юноше слабо мутировавших аборигенов Браны: дело в том, что в этой части вселенной было не так много общих предков, чтобы получить качественное разнообразие. Виды, близкие к гуманоидам, цепляли к органам дыхания забавные прищепки-адаптеры, которые делали местную атмосферу пригодной для гостей, а еще различные гравитационные, электромагнитные браслеты и кольца против радиации. Без всякой бижутерии обходился лишь маленький блестящий диск с планеты Роркс, жители которой давно предпочли цифровое существование мозга увяданию смертных тел. Напоследок юношу заинтересовал разумный газ в тонкой колбе. Он клубился вверх и вниз в желтоватом сосуде, непрерывно меняя цвет и консистенцию.

– Как думаешь, что он говорит? – шепнул Орис, кивая на колбу.

– Чтоб ты не подходил так близко к парапету. – сестра дернула его за рукав. Привычка язвить и высокомерно растягивать слова раздражала и ее саму. Отвратительный багаж, который она приволокла из своего научно-исследовательского института. Когда всем коллегам вокруг глубоко за сотню, а тебе – «двадцать пять, да, я не шучу, просто двадцать пять», как не строить из себя что-то среднее между снежной королевой и книжным червем?

Наконец советники едва заметно подобрались и заерзали в высоких креслах: в зал суда вели заключенного.

Эйден шагнул на арену с тем же мертвым лицом, с каким терзал многоножек полтыщи лет назад. Впрочем, робот – он и есть робот, удивляться было нечему. С той поры, как он впервые дерзил герцогу, рискуя отправиться в утиль, он отточил этот особый взгляд сверху вниз, доведя высокомерие до совершенства. Пожалуй, теперь оно являлось таким же атрибутом власти, как и мрачность Харгена. Конвой спешно оставил пленника в одиночестве. Казалось, император вышел приветствовать своих подданных, если бы не редкие капли амальгамы, что срывались из-под наручников и, звонко ударяясь о пол, скатывались в серебристые шарики.

Имперская военная форма вблизи производила ошеломляющий эффект. Абсолютно черная, матовая и гладкая, она подкупала своей лаконичностью и наводила страх. Не знаками отличия, из которых по уставу полагался один камень, но как символ жестокости и превосходства сил. Зрители нижней ложи инстинктивно отпрянули, насколько позволяли им кресла. Не двигалась только Самина – она уже прочувствовала на себе близкое знакомство с алмазным кителем. А Орис подался вперед, пораженный любопытством, равного которому не испытывал до сих пор. Кровожадный или алчный до крови, император стал легендой задолго до рождения большинства в этом зале.

Председатель суда Харген Зури набрал в грудь воздуха и, цепенея от напряжения, заговорил:

– Эйден риз Эммерхейс, сегодня высшим трибуналом Звездного Альянса Вы признаетесь виновным в совершении многочисленных военных преступлений. Как император и главнокомандующий вооруженными силами, Вы попустительствовали и лично способствовали разрушению принципов гуманности, принятых в любом цивилизованном мире.