Книга Унесённые временем - Геннадий Авласенко

— Падучая у него, к тому ж! — глухо, как сквозь слой ваты, доносились до слуха Саньки слова Феофана. — Отпустил бы ты нас, боярин, век Бога за тебя молить будем!

Эти слова — было то последнее, что смогла ещё расслышать Санька перед тем, как окончательно потерять сознание.

* * *

Когда Санька очнулась, уже почти стемнело. Неподалёку от неё ярко горел костёр, возле которого, сгорбившись и обхватив колени руками, сидел Феофан. Он не смотрел в сторону Саньки, и, казалось, совсем позабыл о самом её существовании, и Санька не знала: радоваться ей этому или огорчаться. С одной стороны Феофан, кажется, спас её от чего-то страшного и даже ужасного (далее в щекотливую эту тему разум Саньки постарался не углубляться), с другой же стороны Санька Феофана всё же немножечко опасалась. Что если, воспользовавшись темнотой и тем, что монах этот даже не смотрит в её сторону, попытаться незаметно от него улизнуть?

В это время Феофан неожиданно повернул голову и Санька, захваченная врасплох, не успела вновь зажмуриться и притвориться спящей или находящейся в бессознательном состоянии.

— Очнулся, отрок? — спросил Феофан прежним своим рокочущим басом. — Давай тогда к костру, вечерять будем!

Конечно, и сейчас можно было попробовать просто вскочить и задать такого стрекоча, что вряд ли Феофан в его солидном возрасте смог бы за ней угнаться. Да, скорее всего, и не побежал бы он за ней… больно нужно…

Эта последняя мысль, как ни странно, немного успокоила Саньку. К тому же её вдруг охватила странная какая-то апатия, безразличие какое-то полное. Куда ей бежать в этой чужой жестокой стране, как сможет она вести себя так, чтобы не привлекать излишнего внимания окружающих?! Одна одежда чего стоит, а речь, а поведение… и хорошо ещё, что этот монах её за мальчишку принял…

И Санька, поднявшись, медленно подошла к огню и уселась подле него, но не рядом с Феофаном, а чуть в стороне. На костре, в помятом медном котелке аппетитно булькало какое-то густое варево, и от одного только его запаха рот Саньки наполнился слюной. А может, она просто здорово проголодаться успела?

— Тебя как звать, отрок? — не глядя на Саньку, спросил Феофан, непрерывно помешивая в котелке большой деревянной ложкой. — Али ты и имени своего не помнишь?

— Почему, помню, — сказала Санька, сглатывая слюну. — Санькой меня зовут, вернее, Александрой. Александром… — быстро поправилась она, — Санькой, то есть…

— Наше имя, — удовлетворённо кивнул Феофан. — Не басурманское. А я, грешным делом, тебя совсем, было, за басурманина принял. Из земель персидских али из степей киргизских… одеяние на них чудное иногда бывает, вроде твоего…

— Нет, я не оттуда, — сказала Санька. Потом она помолчала немного и добавила, немного смущаясь: — А сейчас какой год?

— Какой год?

Перестав помешивать варево, Феофан удивлённо взглянул на Саньку.

— Я просто больна… болен был немного, — смущаясь всё больше от необходимости врать, пояснила Санька. — В памяти провалы… припадки случаются…

— Твой припадок, Алексашка, нас из большой беды выручил, — задумчиво произнёс Феофан, снимая котелок с огня. — Постеснялись, ироды, хворое дитя трогать, а иначе не миновать бы нам с тобой поруба земляного али избы пыточной. А год сейчас шесть тысяч шестьсот первый от сотворения мира…

Услышав такую огромную цифру, Санька невольно встрепенулась. А что, если это всё же будущее… а то, что она сейчас наблюдает: что-то вроде ролевой игры…

Потом до её сознание дошли самые последние слова Феофана, и Санька вдруг вспомнила, что на Руси до Петра было какое-то странное летоисчисление, совсем не похожее на наше…

— А от рождества Христова сейчас который год будет? — убитым тоном пробормотала она.

— От рождества Христова?

Феофан задумался, что-то просчитывая в уме.

— По летоисчислению латинскому сейчас год тысяча шестьсот седьмой от рождества Спасителя нашего, Иисуса Христа…

Он вздохнул, зачерпнул ложкой немного из котелка и, непрерывно дуя, поднёс ко рту.

— Соли маловато… — проговорил Феофан, вторично вздохнув. — Только где её сейчас взять, соли? Страшное время, Алексашка… от Батыева разорения такого страшного времени на Руси святой не было! И люди сейчас — аки звери лютые, а жизнь человеческая гроша ломаного не стоит! — Он замолчал, подсунув котелок к Саньке и протянув ей ложку, добавил: — Одна ложка у меня, так что давай, первым хлебай…

Санька хотела, было, отказаться, но рука её, невольно ухватив ложку, уже погружала её в дымящееся варево. А потом она, обжигаясь, глотала, почти не жуя, содержимое котелка и опомнилась лишь тогда, когда умяла почти половину этого самого содержимого.

— Спасибо! — сказала она, отодвигая от себя котелок с ложкой. — Очень вкусно! А из чего похлёбка?

— Из чечевицы с бараниной похлёбка, — задумчиво проговорил Феофан, принимая котелок. — Неужто ты чечевицы никогда не едал? Али в ваших местах её не растят?

Санька ничего не ответила. Врать не хотелось, правды сказать она тем более не могла.

— Молчишь? А может, откроешься, всё же: кто ты и откуда идёшь?

Он принялся за еду, одновременно ожидая ответа на свой вопрос, а что ему могла сказать Санька. Она просто молча сидела, и молча же наблюдала за тем, как Феофан доедает чечевичную похлёбку.

— Не хочешь, не говори… — сказал Феофан, покончив с едой. — Котелок помой… там ручеёк, у холма…

Санька взяла котелок и двинулась в указанном направлении. Она и вправду обнаружила там, не ручеёк даже, небольшую речушку с чистой и на удивление тёплой водой.

Вот только мыть жирные котелки даже в такой, хоть и вполне комфортной, но всё же не особенно тёплой воде Саньке как-то не приходилось. Может, набрать воды и на костре её вскипятить?

— Ты, Алексашка, особо не мудрствуй! — словно прочитав Санькины мысли, крикнул от костра Феофан. — Сполосни, потом песочком продрай и вновь сполосни. И будет с него!

Санька так и поступила. Причём, выдраила котелок на совесть (и песком его прочищала, и травой протирала… и так несколько раз). А, вернувшись к костру, принесла с собой полный котелок воды, увидев которую, Феофан одобрительно крякнул и тут же принялся пить.

— Хочешь стать послушником, Алексашка? — спросил он Саньку, поставив котелок на траву. — А потом, Бог даст, и в настоящие монахи определишься, когда в возраст войдёшь…

И тут Санька поняла, что ей надо делать.

Надо отыскать Ивана!

«Машина времени», возможно, сейчас у него, и если у Ивана хватило ума хорошенько её припрятать от посторонних глаз, тогда…

Тогда у них ещё остаётся шанс вернуться.

Домой, или в будущее… куда угодно, только подальше от страшного этого времени!

Но даже если «машины» у Ивана нет — всё равно Саньке просто необходимо его отыскать! И как можно скорее!