Книга Жизнь и еда - Раиса Алибекова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но родителям о случившемся я ничего тогда не рассказала — не хотела давать им нового повода для переживаний. Я очень волновалась за них, ведь всего несколько месяцев назад погиб в автокатастрофе Ахмед, а после, по какому-то жуткому стечению обстоятельств, буквально за несколько недель до аварии с маршруткой, папа тоже попал в ДТП. Он возвращался из Махачкалы домой на машине, вез продукты, и кто-то в него врезался. Папа сильно пострадал, был едва жив. Как рассказывал отец позже, в беспамятстве он вдруг почувствовал, что не хватает воздуха, и стал задыхаться. Он приготовился к худшему, но с последним, как он думал, вздохом вспомнил обо мне — о дочери, которая так сильно любит его, что не мыслит без него своего существования. Папа тоже очень сильно любит меня, и мое имя — такое же, как у его матери, — придало ему сил, чтобы сделать очередной вздох. И выжить…
В Махачкале я сама обследовалась у врачей. Они зафиксировали у меня только небольшие ушибы и рекомендовали физиопроцедуры.
За годы, которые прошли с момента трагедии, я многое увидела и пережила. И перестала задумываться о том, за что мне было дано такое страшное испытание — потеря лица. Я просто смирилась с мыслью, что такова моя судьба. Даже решила, что Бог, возможно, уберег меня от другого, чего-то более жестокого и страшного. Вдруг, будучи красавицей, я начала бы гулять или плохо учиться? Останься я с «прежним» лицом — была бы я такой, как сейчас? Главными моими стремлениями стали знания. Меня не интересовали свидания и романтика, я просто мечтала встретить когда-нибудь лишь одного человека, с которым могла бы создать крепкую семью.
Я училась среди парней — в группе из двадцати восьми человек было всего шесть девочек. Практически никто за все время учебы ни разу не спросил о том, что случилось с моим лицом. Хотя я в то время даже косметикой толком не умела пользоваться. Лишь однажды одногруппница вскользь поинтересовалась, не последствия ли это какой-нибудь аварии, и я просто ответила «да», чтобы избежать лишних вопросов. Подумала: зачем ей знать всю мою длинную историю? И в дальнейшем решила придерживаться этой простой версии.
Среди одногруппников выделялся один — Абдула. День за днем он все активнее интересовался мной, оказывал мне всевозможные знаки внимания, даже ухаживал. Но, зная мой характер, прямо дарить подарки не решался. И правильно — я так воспитана, что из рук мужчины до сватовства никаких даров не приняла бы. Поэтому Абдула шел на разные ухищрения — например, попросив у меня конспект, мог вернуть его вместе с букетом роз.
А однажды он очень оригинально сходил со мной в кино. Мы поругались на дежурстве: он категорически не хотел отмывать доску от мела в аудитории, я рассердилась и в расстройстве махнула на него рукой. Вдруг, когда мы с подругой шли домой, он догнал нас и протянул мне билеты в кино: «Извини, что испортил тебе настроение. Возьми билеты, хороший фильм — он развеселит тебя». Я, конечно, категорически отказалась. Но Абдула всю дорогу следовал за нами, объясняя, что направляется к своему общежитию. Когда мы таким образом вместе дошли до квартиры, которую в то время снимали с подругами, я увидела, что Абдула положил билеты во дворе на лавочку и заботливо придавил их сверху камнем, чтобы не улетели. «Билеты я оставляю здесь. Хочешь — бери, а не хочешь — другие заберут», — сказал он и ушел. В том, что билеты заберут, сомневаться не приходилось, — студентов кругом полно, любой захочет бесплатно в кино сходить. Но я сделала вид, что ничего не слышала и не видела, и гордо прошествовала домой. Однако, едва захлопнув за собой дверь, тут же бросилась к подруге с просьбой: «Иди, быстрее возьми их, пока другие не забрали!» Билеты оказались на месте. Мы долго собирались и пришли в кинотеатр с опозданием. На входе меня поджидал Абдула с букетом белых роз. В этот раз мне пришлось принять его подарок — стало неудобно перед людьми. Он, хитрец, оказывается, взял три билета — и себе тоже. Но я все равно была строга и подругу посадила между нами. Мы посмотрели фильм и разошлись по домам.
Уже на втором курсе Абдула признался, что хочет создать семью именно со мной. Но, зная мои принципы, он старался не настаивать и не компрометировать меня. У даргинцев очень строгое воспитание. До замужества — а я вышла замуж в двадцать четыре года — ни с кем из мужчин я даже по телефону не разговаривала. И с Абдулой мы общались мало — до тех пор, пока он не посватал меня у родителей официально. Это случилось на третьем курсе, когда мне было двадцать лет. Мои родители поженились, когда папе было восемнадцать, а маме — девятнадцать лет, и они для меня — пример идеальной семьи. Сколько себя помню, ни разу не видела, чтобы они ругались между собой или выясняли отношения при нас, детях, — а женаты они уже тридцать восемь лет! Я мечтала о таком же браке…
В университете мы с Абдулой виделись в основном на лекциях и семинарах, и я никогда не смотрела на него как на будущего мужа. Но контактировать нам приходилось довольно часто, ведь я была активисткой — профоргом и старостой. Он частенько не выполнял моих требований, и мне приходилось с него спрашивать со всей строгостью и даже ругаться. Возможно, он специально не слушался меня, чтобы подразнить и обратить на себя внимание, но меня это очень раздражало. Часто мы подшучивали друг над другом. Абдула — аварец, а я — даргинка, и в Дагестане о каждой национальности сложены свои шутки и анекдоты. Например, считается, что даргинцы любят деньги, а аварцы представляют собой типаж «сила есть, ума не надо». И мы вспоминали с ним разные анекдоты на эти темы, например:
«Играет аварец в „Поле чудес“. Якубович говорит:
— Перед вами слово из шести букв. Это то, без чего невозможно существование человека! Для облегчения задачи я скажу, что в этом слове есть буква „Х“! (имеется в виду „воздух“).
Аварец после долгих раздумий отвечает:
— Хинкал!»
«Поехал как-то даргинец с женой и дочерью в Дубай. Увидел один шейх их дочку и говорит ее отцу:
— Если вы отдадите ее замуж за меня, то получите столько золота, сколько она весит!
Даргинец, недолго думая, отвечает:
— В таком вопросе спешить нельзя, поговорим через месяц!
Они разошлись, а жена соглашается:
— Ты прав, эти арабы с их странными законами и гаремами… Тут подумать надо!
На что даргинец говорит:
— Тут думать не надо! Тут девочку откормить надо!»
Когда я училась на третьем курсе, ко мне приехал отец Абдулы… Как ни странно, его тоже нисколько не смутило мое лицо. Чуть позже я узнала, что у матери Абдулы имелось лишь одно возражение против меня — ей не нравилось то, что я другой национальности. Мои родители к чужой крови относились мягче, особенно после того, как брат Абдулабек женился на девушке другой нации и она оказалась очень хорошей женой. Конечно, при выборе мужа я прислушивалась к мнению «своих», но это не являлось принципиальным.
