Книга Тайна капитана Немо - Даниил Клугер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Например, в дневнике мы читаем вот такую запись: «Начальник конского запаса Дьяков — феерическая картина, красные штаны с серебряными лампасами, пояс с насечкой, ставрополец, фигура Аполлона, короткие седые усы, 45 лет, есть сын и племянник, ругань фантастична, привозят из отдела снабжения, разломал стол, но достал. Дьяков, его любит команда, командир у нас геройский, был атлетом, полуграмотен, теперь „я инспектор кавалерии“, генерал, Дьяков — коммунист, смелый старый буденновец…»
«…Крестьянин захлебывается от негодования, показывает полумертвого одра, которого ему дали взамен хорошей лошади. Приезжает Дьяков, разговор короток, за такую-то лошадь можешь получить 15 тысяч, за такую — 20 тысяч. Ежели поднимется, значит это лошадь»[8].
А вот в «Конармии»:
«На огненном англоарабе подскакал к крыльцу Дьяков, бывший цирковой атлет, а ныне начальник конского запаса — краснокожий, седоусый, в черном плаще и с серебряными лампасами вдоль красных шаровар…
— Вон, товарищ начальник, — завопил мужик, хлопая себя по штанам, — вон чего ваш брат дает нашему брату… Видал, чего дают? Хозяйствуй на ей…
— А за этого коня, — раздельно и веско начал тогда Дьяков, — за этого коня, почтенный друг, ты в полном своем праве получить в конском запасе пятнадцать тысяч рублей, а ежели этот конь был бы повеселее, то в ефтим случае ты получил бы, желанный друг, в конском запасе двадцать тысяч рублей. Но, однако, что конь упал — это не хвакт. Ежели конь упал и подымается, то это — конь; ежели он, обратно сказать, не подымается, тогда это не конь…»
И это всего лишь один эпизод из множества. Такова отличительная черта замечательного писателя: взять реальную историю, конкретный факт, фигуру конкретного человека — и превратить в образ, метафору, блистательную поэму в прозе. Вот запись в дневнике:
«…Рынок. Маленький еврей-философ. Невообразимая лавка — Диккенс, метлы и золотые туфли. Его философия — все говорят, что они воюют за правду, и все грабят. Если бы хоть какое-нибудь правительство было доброе. Замечательные слова, бороденка, разговариваем, чай и три пирожка с яблоками…»
Ценители и знатоки Бабеля мгновенно узнают в этом коротком наброске один из лучших рассказов «Конармии» — «Гедали»:
«Лавка Гедали спряталась в наглухо закрытых торговых рядах. Диккенс, где была в тот вечер твоя тень? Ты увидел бы в этой лавке древностей золоченые туфли и корабельные канаты, старинный компас и чучело орла, охотничий винчестер с выгравированной датой „1810“ и сломанную кастрюлю.
Старый Гедали расхаживает вокруг своих сокровищ в розовой пустоте вечера — маленький хозяин в дымчатых очках и в зеленом сюртуке до полу. Он потирает белые ручки, он щиплет сивую бороденку и, склонив голову, слушает невидимые голоса, слетевшиеся к нему…»
«— Но поляк стрелял, мой ласковый пан, потому что он — контрреволюция. Вы стреляете потому, что вы — революция. А революция — это же удовольствие. И удовольствие не любит в доме сирот. Хорошие дела делает хороший человек. Революция — это хорошее дело хороших людей. Но хорошие люди не убивают. Значит, революцию делают злые люди. Но поляки тоже злые люди. Кто же скажет Гедали, где революция и где контрреволюция?»
В Конармии Исаак Бабель служил под именем Кирилла Лютова (так же зовут рассказчика в «Конармии»), И точно так же, как двоится фигура автора (попробуй угадай, кто тот «я», с которым сейчас имеешь дело, Лютов или Бабель), двоится и само произведение. И так во всем — во всех рассказах, не только в «Конармии». Бабель смотрел на действительность сквозь магический кристалл своего таланта и создавал шедевры. Кому-то нравилось то, что в итоге появлялось на свет, у кого-то вызывало возмущение. Можно вспомнить разгромную статью С. М. Буденного в связи с вышедшей «Конармией», в которой герой гражданской войны (и один из героев «Конармии») возмущался тем, как показал Бабель его самого и его верных товарищей-бойцов. М. Горький тогда выступил в защиту писателя (в статье «Как я учился писать»):
«Товарищ Буденный охаял Конармию Бабеля, — мне кажется, что это сделано напрасно: сам товарищ Буденный любит извне украшать не только своих бойцов, но и лошадей. Бабель украсил бойцов его изнутри и, на мой взгляд, лучше, правдивее, чем Гоголь запорожцев»[9].
Ну да, украсил — но именно украсил, не сочинил, не придумал. Словом, магия его кристалла не всякому была по душе.
Тем не менее еще раз подчеркнем: смотрел он сквозь него на действительность. Пришли из реальности и «Карл-Янкель», и «История моей голубятни», и все прочие замечательные произведения писателя, его герои и их удивительные похождения.
Коли так — значит и герои поистине неподражаемых «Одесских рассказов» имели прототипов среди реальных обитателей «Жемчужины у моря». В том числе и самый яркий из них — Беня Крик, налетчик и грабитель, фигура безумно романтическая и, несмотря на принадлежность к уголовному миру, невероятно привлекательная для читателей. Несмотря на то что подавляющее их большинство — вполне законопослушные граждане, которым отнюдь не снятся по ночам лихие подвиги этого героя.
Но как раз относительно именно фигуры Бени Крика закрались у меня некоторые сомнения, которые и оформились, в конечном счете, в эту главу. Даже не сомнения, а вопросы: насколько далеко, как и почему расходятся биографии героя и его прототипа — прототипа, указанного самим писателем. Указанного, поскольку имя своему герою он дал другое. Кстати, случай нечастый: Бабель куда чаще сохраняет своим героям имена их прототипов, нежели придумывает новые. Достаточно вспомнить ту же «Конармию». А здесь он взял фигуру поистине легендарную, «украсил» ее и переименовал. Почему? Дьякова не переименовывал, Карлу-Янкелю оставил его настоящее имя, а герою «Одесских рассказов» придумал совсем другое. И ладно бы просто придумал. Придумывают ведь для того, чтобы не называть реальное лицо, послужившее прототипом, разве не так? А тут в первой же публикации Бабель назвал его. Словно постарался немедленно развеять все возможные сомнения.
«Героем является знаменитый одесский бандит Мишка Я пончик, стоявший одно время во главе еврейской самообороны и вместе с Красными войсками боровшийся с белогвардейскими армиями, впоследствии расстрелян». Такое редакторское предисловие предшествовало публикации первого из «Одесских рассказов» И. Э. Бабеля — рассказа «Король». Именно в этом произведении впервые появляется Беня Крик — один из самых колоритных персонажей писателя (если не самый колоритный). Рассказ вышел в журнале «ЛЕФ» в 1923 году.
Казалось бы, с чем тут спорить? Уж автор-то прекрасно знает, «с кого писался» тот или иной герой. Я и не спорил. Просто, ознакомившись с биографией прототипа, засомневался в справедливости существующего мнения. Несмотря на то что мнение это подкреплено авторитетом самого Исаака Бабеля.