Книга История Семилетней войны - Иоганн Вильгельм Архенгольц

Таковы были события этой достопамятной битвы, которая длилась с девяти часов утра до восьми часов вечера. По многочисленности сражавшихся войск, потокам крови, ошибкам со стороны побежденных, смерти опытного полководца в минуту величайшего расстройства, по храбрости, выказанной с обеих сторон, по большим трудностям, которые пришлось преодолеть, и по унынию, в которое погружены были побежденные, она весьма походила на сражение при Каннах, где Ганнибал так разбил римлян, как никто еще не делал этого до него. Римская битва решила судьбу всей Италии, кроме Рима; немецкая так же могла бы решить судьбу всей войны и изменить политическое состояние всей Германии, если б не одно весьма ничтожное обстоятельство, а именно, если б не отсутствие двух несчастных понтонов, которое решило судьбу стольких наций. Армия принца Морица Дессауского находилась выше Праги у Браника, по ту сторону Молдавы, через которую хотели построить мост, чтобы зайти в тыл неприятеля. Но в реке этой вода стала прибывать; этого не предвидели, и недоставало лишь нескольких понтонов для завершения моста. Таким образом, храбрые пруссаки лишь издали могли наблюдать сражение. Еще несколько понтонов – и ни минуты нельзя было бы сомневаться в окончательной гибели огромного австрийского войска, от которого теперь зависела участь могущественной монархии. День этот стал бы тогда бессмертным во всемирной истории; не произошло бы ни Коллинского, ни Гохкирхенского сражений, словом, история войны была бы совсем не та, какая теперь занесена в летописи восемнадцатого столетия. Все, что Мориц мог сделать в положении, столь обидном для героя, ограничилось канонадой по австрийцам, ретирующимся к армии Дауна.

Потери пруссаков в этот день равнялись 16 500 человек убитыми и ранеными; 1550 были взяты в плен. Многие дельные вожди их остались на поле битвы, кроме них еще фельдмаршал Шверин, а из генералов – принц Гольштинский, принц Ангальтский, Гольц, Гаутхармуа и другие; Фуке и Винтерфельд были опасно ранены. Австрийцы насчитывали 19 000 убитыми и ранеными, при этом они лишились 5000 пленных, которые с 60 орудиями, большим количеством знамен и штандартов, военной кассой и обозом достались победителю. Еще с поля битвы король писал своей матери: «Я и братья мои живы и здоровы; австрийцы проиграли битву, а я свободно могу действовать, имея еще 150 000 человек. Мы овладели королевством, которое даст нам денег и войско. Я отправлю часть своих войск для приветствования французов, а с остальными хочу преследовать австрийцев».

Как ни кровопролитна была битва эта и как ни велики были ожидания всей Европы, последствия ее были совершенно непредвиденны: ужасное поражение это тем замечательно, что не имело никаких последствий. Все полагали, что австрийская армия будет преследована и взята и что запертые в Праге войска оружием и голодом будут принуждены сдаться. Но военное счастье скоро изменило пруссакам и вновь улыбнулось их врагам. В пражском сражении все войска потеряли своих прекрасных вождей, так как и фельдмаршал Броун умер от ран, полученных в битве. Фридрих оплакивал смерть Шверина, который был его наставником в военном искусстве и о котором он говорил: «Если б он только мог терпеть кого-нибудь рядом с собой, то был бы совершеннейшим полководцем». По окончании войны Фридрих воздвиг ему в Берлине на площади Вильгельма мраморную статую.

Смерть этого полководца сравнивали с жертвою, которую Деций принес отчизне, умирая. Не отнимая у прусского полководца славы его геройского подвига, нужно все же заметить, что сравнение неуместно. Несмотря на всю опасность, которой он подвергался, Шверин мог надеяться пережить ее; сопровождавшие его солдаты могли тоже рассчитывать на это. Римский же предводитель, бросаясь на врага, безнадежно обрекал себя на смерть, которой ему нельзя было избегнуть.

Последние минуты жизни Броуна были сильно омрачены пребыванием армии в Праге. Испытывая сильнейшие страдания, он не переставал советовать, чтобы войска выступили и чтобы кавалерия пыталась пробиться ночью. Совет этот, исполненный немедленно всей армией, быть может, сопровождался бы успехом. Пруссаки дорого заплатили за победу, они изнемогали от больших трудов, понесенных ими в этот день, и боевой порядок их был довольно плох, благодаря неровной местности. Но австрийцы не последовали мудрому совету фельдмаршала, и его самого ждала грустная участь, так как он еще перед смертью был свидетелем ужасных сцен, происшедших в Праге.

Обширный город этот заключал в себе целый военный лагерь. Кроме пражского гарнизона, здесь собралось более 50 000 человек*], между которыми находились все знатнейшие вожди, саксонские принцы, принц Фридрих Цвей брюккенский, наследный принц Меденский, даже принц Карл Лотарингский. Со времени осады Цезарем Алезии ни один город на нашем материке не заключал в себе столь многочисленной армии. Все европейские народы, союзные и нейтральные, ждали теперь самых необыкновенных событий. Фридрих велел тотчас же обложить город, имеющий в окружности почти две германские мили, и отправил к неприятельским вождям полковника Крокова с требованием о сдаче. Те ответили, что будут защищаться до последней крайности. В Вене сначала думали, что могучая император ская армия без труда освободится из заключения; однако самые энергичные и многократные отчаянные попытки были безуспешны, многочисленные батареи отбивали австрийцев, и они снова возвращались к своим постным обедам из конского мяса. Еще в начале осады им питалась вся заключенная армия; лошади кавалерии и артиллерии были убиваемы, и мясо их продавалось сначала по 2, а потом по 4 крейцера за фунт. Так как никто не ожидал такого не обыкновенного случая, то не сделали никаких приготовлений; городские склады были плохо снабжены, войска нуждались во всем, а 80 000 человек городских жителей подвержены были опасности умереть от голода.

Поэтому в армии царил ужаснейший беспорядок. Чтобы прогнать пруссаков из сада Мансфельда, произведена была 23 мая ночью большая вылазка под начальством генерала Бутлера. Отряд его состоял из добровольцев, гренадеров и 1000 кроатов, которые открывали шествие. Этим войскам надо было взобраться на стену, вышиною в семь футов, а их не снабдили лестницами; им предстояло взламывать крепкие ворота, а с ними не было ни плотников, ни топоров. Кроаты, упражняющиеся с детства в лазании, прыгании, плавании и других телесных упражнениях, отличались большою ловкостью и стали тут ею пользоваться, употребляя все усилия; через стену они скоро перебрались и бросились на неприятеля. Однако, благодаря сопротивлению пруссаков и отсутствию топоров, храбрость их была напрасна: ворота, ведущие в сад, были заперты и остальные войска должны были остаться по ту сторону стены; ими предводил генерал Матерни. Не желая оставаться здесь праздными и не подумав о своих храбрых товарищах, они бросили по приказанию Матерни множество гранат через стену, вследствие чего несколько сот кроатов были частью убиты, частью ранены и пруссакам стало легче выгнать оставшихся в живых из сада. Последние отброшены были назад на своих гренадеров, которые не узнали голубой одежды при слабом свете зари и совершили вторую ошибку, приветствуя своих дельных товарищей огненным дождем. Все кроаты погибли бы, если бы пруссаки продолжали их преследовать. Таковы были беспорядок и расстройство в заключенной армии, и потому плохие бессмысленные распоряжения окончились неудачей в эту ночь. Чтобы оправдать их и избавить генералов от ответствен ности, всю вину неудач свалили поэтому на так называемых расположенных к прусскому королю людей, которых не было, однако, ни в городе меж ду гражданами, ни в армии.