Книга История Византийской империи. Том 3. Период Македонской династии (867-1057 гг.) - Федор Успенский

Перенесение на Херсонес наиболее важных моментов в деятельности солунских братьев столько же может свидетельствовать о международном значении этого города, как и о том, что сказания о Константине Философе держались и разрастались по преимуществу в Южной России. Каким значением пользовался в это время Херсонес, до некоторой степени можно видеть из следующих данных. Несмотря на чужеземное господство в Крыму, на притеснения со стороны казар, Византия твердо держалась клочка своих владений на северном берегу Черного моря. Выше мы видели, что царь Феофил, приказав построить крепость Саркел на Дону, решился принять меры к укреплению византийского влияния в этих местах, обратив крымские владения в фему и послав в Херсонес стратига, которому даны были обширные полномочия и в пользу которого ограничивались права городского протевона и его совета. Основания, по которым Херсонес мог представлять для Византии особенный интерес, даны в арабском известии, по которому на Черное море стекались сырые товары, привозимые славянскими купцами, платившими десятину с этих товаров в византийскую таможню. В период пребывания здесь Константина Херсонес выступает в роли важного международного города, где можно было встретить иностранцев. Из письма Анастасия к Гавдерику узнаем, что тогда жил здесь Смирнский митрополит Митрофан, сосланный Фотием, который был свидетелем совершившегося здесь события обретения мощей Климента (10). О политическом положении города на самой окраине северных владений империи говорит и эпизод об осаде его казарским вождем, что служит свидетельством распространения казарской власти до западных границ полуострова. Окрестности города были в запустении, и можно догадываться, что старого населения кругом города не оставалось. Несмотря на то, Херсонес оставался крепостью, которая владела морской гаванью и торговым флотом. Упоминаются церкви: соборная свв. Апостолов, свв. Созонта, Леонтия, Прокопия. Город имел во главе стратига, военную и гражданскую администрацию. Нельзя не предполагать присутствия в нем иностранных купцов, недаром легенда сосредоточивает здесь все встречи Константина, сопровождавшиеся усвоением им иностранных языков.

Наиболее пикантным местом в занимающей нас части жития Константина остается известие об Евангелии и Псалтире на русском языке, найденных им в Херсонесе, и об изучении им русского языка посредством личного обращения с одним русским, оказавшимся в городе. Было бы безнадежным предприятием разобраться в мнениях, высказанных по поводу этого места. Самая возможная вероятность допущения в этом месте позднейшей вставки не разрешает всех затруднений хотя бы потому, что остается в силе вопрос о том, что разумелось под словом «русский» в период внесения вставки, в X или XI вв. Теория, имевшая, в особенности в недавнее время, весьма многих приверженцев, о существовании особенной азовско-таврической, или черноморской, Руси, находит себе опору, между прочим, в приведенном месте (11). Как скоро для нас выяснился преобладающий легендарный характер в житии Константина, мы не можем более настаивать на реальном объяснении каждого отдельного эпизода или термина, а должны пытаться войти в настроение составителя жития, понять и преследуемую им цель, и угол его зрения. В этом отношении сделано еще мало, так как разрушительная критика не затронула ни психологии фактов, ни политических мотивов, побудивших византийское правительство расширить способы действия и сферу своего влияния среди варварских народов и таким образом оживить идею империи, нашедшую выражение в церковной политике патриарха Фотия.

Сарацинская и казарская миссия и соединенная с последней русская в нашем источнике не имеет таких выдающихся последствий, которые бы могли создать славу славянским просветителям. Тут особенно выдвигается ученая подготовка, богословская начитанность и филологическая способность, высказавшаяся в усвоении многих иностранных языков, к чему вообще греки не отличались большой склонностью и навыками. Фактически путешествия к сарацинам и казарам не прибавляют ни малой доли к славе Константина и ни одной новой епархией не увеличили Константинопольский патриархат, таким образом, с точки зрения составителя жития, это была подготовительная стадия, имевшая значение в том отношении, что сообщила Константину практический опыт и знание иностранных языков путем личного обращения с чужеземными народами. Ту же точку зрения необходимо усвоить на указанные миссии и современному исследователю. До какой степени автор сказания находится под властью ученого авторитета Константина, видно, между прочим, из маленького рассказа его об истолковании его героем надписи на чаше, хранившейся в церкви св. Софии, в которой еврейскими и самарянскими письменами изображено было пророчество о Христе. Собственно исторический и церковный подвиг солунских братьев был еще впереди, к нему автор приступает не без риторической обстановки, так как все же подлежавшее рассказу событие не было связано с предыдущим и вызывало некоторое недоразумение.

«Пока веселился о Господе философ, приспел другой разговор и потребовалась работа не меньше предыдущей». За этими словами идет повесть о том, как князь моравский Ростислав, посоветовавшись со своими князьями и с мораванами, отправил к царю Михаилу посольство с просьбой об учителе, который бы мог вести христианскую проповедь на славянском языке. Это в сущности кульминационный момент в легенде, здесь находится узел всего дальнейшего развития и, может быть, ключ к разгадке психологического настроения составителя сказания: «дабы и другие страны, видя это, подобилися нам». Как будто моравское посольство впервые отрывает византийскому правительству перспективу политического и культурного влияния в славянских землях посредством христианской проповеди на славянском языке; как будто в Велеграде должна зародиться эта мысль, чреватая важными последствиями и выросшая из соперничества двух империй и двух Церквей; как будто церковная политика не служит выражением задушевных дум и проектов патриарха Фотия! В этой части Паннонской легенды есть несколько мест, которыми вскрывается настроение и намерение автора и доказывается предвзятая цель, с которою она составлена. Таково, между прочим, и выражение: «от вас на все страны всегда добрый закон исходит».

Прибытие моравского посольства в Константинополь имело место не позже 862 г. Между прибытием этого посольства и началом деятельности солунских братьев в Моравии в 863 г. легенда помещает изобретение славянского алфавита и перевод Евангелия. В новейшее время, как видно было, получила преобладание мысль, что изобретенная азбука была глаголица (12). Политическая тенденция этого отдела легенды весьма выразительно указана в письме царя Михаила, которым были снабжены Константин и Мефодий при отправлении их в Моравию. Агрессивный характер, проявляющийся в моравской миссии, не мог входить в соображения скромных монахов, отправленных с проповедью христианской веры в страну, которая уже была просвещена латинскими священниками и входила в церковную организацию немецкого государства, будучи подчинена Пассавскому (Пассау) епископу. Легко понять, что миссионерами руководила высшая церковная и светская власть, имевшая в своем распоряжении особенные средства воздействия на моравский народ — славянский язык проповедников. Но из этого возникли серьезные недоразумения между греческими проповедниками и латинским духовенством, поднявшие спор о церковных правах Рима и Константинополя.