Книга Загадочная Московия. Россия глазами иностранцев - Зоя Ножникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Столицы и главные торговые города, как внутри этих стран, так и приморские, их предметы потребления, их университеты, старинные памятники, их климат и расположение, их право, язык, религию, положение церкви и государства, природный нрав их людей — все это я предполагаю изложить в четырех отдельных и особых трактатах, настолько полно и последовательно, насколько мне позволят мои наблюдения и опыт семнадцатилетней службы».
У Горсея, представителя Московской компании английских купцов[14], можно было лучше всего узнать, какие трудности подстерегали путников в дороге, каково жилось иностранцам в чужой стране. Ведь это Горсей додумался, чтобы его не ограбили в дороге и не отняли важное письмо к английской королеве, засунуть его в деревянную флягу с водкой. И никто как Горсей, не мог бы рассказать, чем, собственно, вызывалось неутолимое стремление ездить и ездить к русским, о которых столь многие иностранцы отзывались крайне резко, поскольку Горсея несколько раз выгоняли из Московии, запрещали ему въезд, грозили за непослушание разными карами, а он все равно возвращался и возвращался.
Хорошо бы найти дневник, который вел Андреас Роде, секретарь датского посольства к русским в 1659 году. Датский посланник Ганс Ольделанд приезжал в Москву дважды, первый раз в 1658 году. Оба раза он пытался заключить с русскими союз, и оба раза его постигала неудача. Тем интересен был Барону бесхитростный дневник Роде, в котором он предполагал найти образец того, как, по всей видимости, не следовало дипломатам себя вести. Барону рассказывал один из его друзей, что Роде, в отличие от многих авторов, повествовавших о жизни иностранцев в Москве, не скрывал, что те не всегда бывали на высоте благопристойности. Друг Барона когда-то переслал ему маленькую выдержку из дневника Роде. Тот писал:
«5-го мая к обеду пришли к господину посланнику подполковник Шневиц, майор фон Зален и один капитан. Все они были уже навеселе, когда к нам явились, и так как они у нас еще выпили, провозглашая здравицы, то скоро совсем опьянели. Возвращаясь же домой, майор фон Зален подъехал к какому-то торговцу и хотел купить у него яиц, выражая при этом желание осмотреть предварительно несколько штук, чтобы убедиться в свежести их. Но когда они ему были переданы, он бросил их одно за другим торговцу в лицо и запачкал его таким образом совершенно. Свидетели этой выходки прибежали и страшно избили майора и его слугу, они стащили майора с лошади и покончили бы с ним, если б не подоспели стрельцы, которые вырвали его из рук этих людей. Стрельцы повели его отсюда в Приказ[15] Ильи Даниловича Милославского, где ему пришлось сидеть до следующего дня.
6-го числа Илья Данилович доложил об этом происшествии царю и при этом сильно сгущал краски, так как ненавидит немецких иноземных офицеров, служащих под командою Ромодановского, с которым он в натянутых отношениях. Великий же князь потребовал последнего к себе и сделал ему выговор за то, что он так распустил подчиненных ему офицеров. Когда Ромодановский вздумал защищаться, великий князь в припадке гнева оттаскал его за бороду так, что он не на шутку пострадал. Это так сильно огорчило Ромодановского, что он немедля запретил полковнику Бауману и другим своим офицерам навещать господина посланника, у которого любитель яиц до такой степени напился, что причинил этим неприятности другим людям. Об этом запрете он велел известить от имени великого князя офицеров, и им пришлось этим руководиться и подчиняться».
Провал переговоров Ганса Ольделанда бь л вызван, разумеется, причинами более серьезными, чем выходка нескольких пьяных иностранцев и корзина разбитых яиц, однако, как верно писал Поссевино, и мелочи могут сыграть решающую роль.
Кого еще ни в коем случае нельзя забывать? — рылся в памяти Барон. Ну конечно же, Николааса Витсена! В составе голландского посольства 1664-1665 годов к русскому царю Алексею Михайловичу Витсен оказался тем, кого называли дворянином по положению. Иными словами, привилегированным лицом без особых обязанностей, который должен был придавать особый вес свите посла. Совсем молодой тогда Витсен занял это особое место благодаря своему отцу, Корнелиусу, который был никем иным, как руководителем Ост-Индской компании. Отец рано ввел сына в высокий мир международной политики. Николаасу было всего пятнадцать лет, когда отец взял его с собой в дипломатическую поездку в Англию, где юноша несколько недель мог свободно общаться с великим Кромвелем. В московское посольство Якоба Борейля Николаас был пристроен отцом, чтобы тот завершил свое образование после окончания Лейденского университета. Дневник Витсена не был пока напечатан, но Барон знал, что списки с него ходят по рукам, и даже сам как-то получил в письме старого друга небольшую выписку из дневника Витсена о том, как голландцы сидели в карантине на подъезде к Москве. Барон тогда удивился наивности молодого автора, который возмущался тем, что русские не сразу подпустили приезжих близко к себе, хотя было известно, что посольство ехало из мест, зараженных страшной чумой и даже среди них самих были больные. Заявление голландцев, что больные уже умерли и потому не опасны, на русских тогда не произвели впечатления, и бестрепетной рукой Витсен обвинил их в дикости. Эх, подумал Барон, а потом мы, немцы, как часто называют русские всех западных иностранцев, удивляемся, почему русских возмущают наши о них отзывы. В случае, описанном юным Витсеном, диким был кто-то другой. Впрочем, говорили, что дневник Витсена написан очень талантливо, но, похоже, скорее пером будущего философа, нежели дипломата и государственного деятеля.
Кроме того, было известно, что помимо ярких записок, Николаас Витсен привез из Москвы рисунки, на которых изображены строения и люди, пейзажи и даже планы крепостей, что было сделать нелегко, так как русские старались не позволять иностранцам подробно рассматривать свои фортификационные сооружения. По всей видимости, Витсен обладал незаурядной способностью проникать в запретные места.
Вспомнив о рисунках Витсена, Барон направился в кабинет, чтобы собственноручно снять с полки книгу Адама Олеария, автора других великолепных изображений Московии. Рисунки Олеария в книге, изданной в 1647 году, были превосходны и, в отличие от рисунков Витсена, они были под рукой, их не надо было специально разыскивать. Автор сам писал в предисловии к книге:
«Что касается вытравленных на меди рисунков этого издания, то не следует думать, что они, как это порою делается, взяты из других книг или рисунков на меди. Напротив, я сам нарисовал собственноручно большинство этих рисунков (некоторые же из них — наш бывший врач Гартман Граман, мой верный товарищ) с натуры. Потом они были приведены в законченный вид при помощи хорошего художника Августа Иона, много лет тому назад учившего меня в Лейпциге рисованию; при этом применялись модели, одетые в национальные костюмы, вывезенные мною сюда. Чтобы, однако, при работе граверною иглой не потеряно было отчасти сходство, я в течение долгого времени держал трех граверов, не без больших расходов, у себя дома; они должны были по моим указаниям работать. У меня, правда, гораздо больше чертежей и рисунков городов, зданий и других предметов, а также специальных ландкарт; однако в настоящий момент не оказалось для издания их времени».
