Книга Король и спасительница - Кристина Выборнова

— Действительно, — согласился король, наклонив голову. Глянув на меня сквозь завесу упавших на лицо светло-русых волос, он поинтересовался:

— Ты можешь попробовать мне это объяснить?

— Ну, — вдохновилась я, — для начала скажи, есть ли какой-то человек, к которому ты испытываешь… Не будем о любви, это смешно, но хоть какую-то симпатию?

— На данный момент к тебе, как к своей спасительнице, — ответил он без колебаний.

— Спасибо… — вздохнула я. — Ну так вот: представь, что меня заколдовали так же, как до этого тебя. Что бы ты испытывал?

— Но тебя же не заколдовали как меня, — король сдвинул брови в явной попытке осмыслить что-то для него невозможное.

— Ну и что! — сказала я терпеливо. — А ты представь, что заколдовали! У тебя же типа воображение!

— Эта ситуация нереальна, — отрезал Лид, — а в нереальной ситуации мои предполагаемые ощущения тоже будут не более реальными.

— Уф. Ну не из окна же мне бросаться, чтобы проверить реальность твоих чувств!

— Да, не стоит, — согласился король, взглянув вниз. — Впрочем, я понял. Сострадание — это род себялюбия. Простолюдины, представляя себя на месте пострадавшего человека, понимают, что с ними точно такая же ситуация не повторится, поэтому внутренне радуются этому, а внешне разыгрывают спектакль с постановкой себя на место другого, чтобы окружающие поверили в их благородство.

У меня отвисла челюсть.

— Ну, Лид… — сказала я, наконец, заикаясь. — Ну, знаешь… — Тебе хоть кол на голове теши!

— Это опять идиома или у вас такой род пыток? — полюбопытствовал он.

— Идиома! Она означает, что кто-то такой тупой, что просто ужас!

— Кто?

— Ладно, мне учить надо, — вздохнула я. — Почитай лучше книжку, может, там тебе лучше объяснят про сострадание и благородство.

Я отошла от кошмарного короля и, плюхнувшись на кровать, снова обложилась учебниками. Лид читать не захотел. Он побродил туда-сюда, потом обосновался на границе наших комнат, наколдовав себе большое чугунное кресло-качалку, уселся в него и задумчиво уставился в стену. Через некоторое время на ней пошел «мультик». Я краем глаза видела сумрачное облачное небо над бурным морем, большой пузатый корабль с зелеными парусами и плещущие из волн большие рыбьи хвосты. Потом погода окончательно испортилась, из туч треснула разветвленная молния, парусник беззвучно закачался на здоровенных волнах, норовя хлебнуть воды…

Тут я обнаружила, что уже давно смотрю не в учебник, а на стену. Мыслетворчество Лида обладало каким-то магическим воздействием, приковывая взгляд.

— Лид, извини, но ты меня отвлекаешь, — сказала я наконец со вздохом, — больно уж у тебя мультики здорово получаются. Теперь я не могу учить, не узнав, утонет корабль или нет.

— Ты бы, видимо, хотела, чтобы он не утонул, — легко догадался Лид, и картинка изменилась: волны начали успокаиваться прямо на глазах, небо расчистилось, и солнце осветило выпрямившийся кораблик, который надул паруса и радостно улепетнул за край картинки, пока его снова не вздумали топить. Мультик погас.

— Здорово! — повторила я.

— Спасибо тебе за похвалы, — торжественно поблагодарил меня Лид. — Эти движущиеся образы могут делать немногие из высокородных. Я же мог, и еще, к тому же, за время, пока был заколдован, это было практически моим единственным времяпрепровождением… Ладно, Соня, помни, что у тебя завтра экзамен. Действительно, не стоит отвлекаться.

Он снова ушел к окну, а я склонилась над учебником, но видела не текст, а неподвижную статую, которая столетиями смотрит в никуда каменными глазами, а перед ее мысленным взором качается в бурном море пузатый кораблик…

Перед экзаменом я, как всегда, поспала всего ничего, и, к тому же, когда я встала, меня трясло со страху, несмотря на жарящий Лидов камин: король еще почивал, поскольку было всего семь утра. Видимо, мое шарканье по комнате все-таки его разбудило, потому что минут через десять он пригасил каминное пламя, высунулся из-под балдахина и поинтересовался:

— Что с тобой, Соня? Ты больна?

— Нет, у меня экзамен.

— Я знаю, но спрашиваю не про это. Просто тебя явно лихорадит.

— Да говорю же, экзамен у меня! Волнуюсь я, — обреченно объяснила я недоуменно глядящему на меня Лиду. — Понятно, что это чувство тебе тоже незнакомо, но прими это как факт.

Лид поднял брови и, отделившись от кровати, подошел ко мне поближе.

— Я понимаю, про что ты говоришь, Соня, но не вижу причины для волнения. Разве ты чего-то не знаешь?

— Сейчас мне кажется, что я вообще ничего не знаю. Отвернись, мне надо переодеться.

Лид послушно повернулся как по команде «налево-кругом» и принялся вещать спиной:

— Ничего не знать, готовясь столько времени, может лишь глупейший из простолюдинов, а моя спасительница не может относиться к такому сорту людей. Зачем ты принижаешь перед собой свои знания?

— Ну хорошо, тогда я не все не знаю, а кое-что.

— В таком случае, чем паниковать, повтори это во время, оставшееся перед экзаменом, — посоветовал он.

— Да много там повторять!.. Я пока тут с тобой возилась, расколдовывала, время потеряла. Можешь повернуться, кстати.

Лид опять сделал «налево-кругом» и, посмотрев на меня, изрек:

— Если даже и много, то от причитаний это количество не уменьшится. Лучше бы ты сделала, как я говорю.

— А если попадется то, что я не знаю, и я не сдам?! — с надрывом провыла я, пытаясь, без особой, впрочем, надежды, надавить королю на жалость, и получила полный недоумения взгляд под снова поднятыми бровями.

— Я надеюсь, Соня, ты понимаешь, что важен не сиюминутный факт сдачи или не сдачи экзамена, а знания, которые ты получишь? Экзамен ты можешь сдать еще раз, когда будешь знать все.

— Ну да, конечно, остроумно, — выдохнула я, засовываясь в ботинки. — Остаться на осень. Меня родители убьют.

— У вас такие строгие порядки в семье? — принял мои слова за чистую монету король. — А, я понял по твоему лицу, что это опять какая-то идиома: В любом случае, пока я здесь, никто тебя убить не сможет.

— Ты, я надеюсь, не пойдешь со мной на экзамен? — спросила я с опаской и получила немедленный ответ:

— Пойду. Не беспокойся, я помню твои просьбы и не буду сам ни с кем разговаривать или мешать тебе.

— И не говори никому, пожалуйста, что ты король, — попросила я, сдаваясь, — все равно не поверят, только смеяться будут.

— Ну, от смеха простолюдинов мне, как у вас говорится, ни холодно ни жарко, — отмахнулся Лид, превращая домашний костюм в джинсы с пышной рубашкой, — но смысла доказывать свой титул у меня нет: я все равно хоть и король, но не вашего мира.

— Королей мира у нас вообще нет.