Книга Русское - Елена Долгопят

Сон, ставший вдруг реальностью (пусть лишь на киноэкране), ставший достоянием чужих глаз, ставший объектом, — вот что нас привлекает. Мы рискнем уподобить воплотившийся сон явлению существа из мира духов в земной мир, из потустороннего — в посюстороннее.

Таким образом, покончив с необходимым объяснением, перейдем к собственно историям воплощений.

История первая

Мы не сразу решились привести ее здесь, тем более в качестве начального примера. Но в конце концов нам стало очевидно, что эта яркая, хотя и странная иллюстрация должна найти место в нашем повествовании. И, так как мы излагаем материал по хронологическому принципу, это место необходимо является первым.

Следует напомнить читателю, что в лаборатории было несколько штатных сновидцев, чрезвычайно способных к видению и запоминанию снов (то есть показания описанных нами в преамбуле приборов совпадали во время сновидения и во время кинопросмотра на 90 % и более).

Мария Сергеевна Коготко была одной из лучших. Из личного дела мы можем почерпнуть о ней некоторые сведения:

1900 года рождения. Место рождения — Москва. Из мещан. Не замужем. Инвалид (покалечена стопа правой ноги). До революции работала на книжном складе «Наука».

25 августа 1936 года она увидела сон. Мы приведем его сценарий:

Она (Мария Коготко) стоит на берегу шумной стремительной реки.

Воздух серый, сумрачное насупленное небо. Ветер рвет платье.

Мария ступает ногой в тяжелом высоком ботинке с берега в поток.

Оступается, кричит.

Поток несет ее.

Сильные руки подхватывают Марию, поднимают над потоком.

Марию несут на руках через поток.

Шумная грозная река внизу, вдали. Как будто Марию несет великан.

Мария смотрит в лицо великану. Она видит, что это — Евгений Данилов.

Он несет ее через поток.

Наклоняет к ней лицо и касается губами лба.

В дневнике Евгения Владимировича мы нашли несколько записей, касающихся съемок вышеприведенного сценария. Из них явствует, что для воплощения сна Марии был применен прием комбинированных съемок. Данилов нес Марию на руках в павильоне. Реальный же поток и Марию на его берегу снимали на Северном Кавказе (кинолаборатории выделяли достаточно средств для необходимых экспедиций). Затем снятые кадры совмещали (комбинировали), так что у зрителя возникала иллюзия того, что Евгений Владимирович несет Марию через бурлящий поток.

В течение месяца сон был записан, снят, смонтирован, озвучен, перемонтирован и готов к просмотру, каковой состоялся 30 сентября 1936 года в обычном лабораторном режиме. Показания приборов были зафиксированы и подшиты к делу.

Через день в дневнике режиссера появилась следующая запись:

2 октября, 3 часа 15 минут утра

Мария сказалась больной и другой возможности ее повидать у меня не оставалось. Я приехал за объяснением, и я его получил.

Мария живет в небольшой узкой комнате, окно ее смотрит на Москва-реку.

Мария принесла с кухни чайник. Чай мы пили за столом у окна и смотрели на реку, совсем непохожую на бурный горный поток. Чашки тонкого фарфора Мария сохранила от прежней жизни.

Она сказала, что чувствует себя лучше, болела голова, но сейчас легче.

Чай крепкий, сладкий. Были к чаю баранки. На стене висел в рамке фотопортрет строгой женщины с поджатыми губами, она стояла положив руку на спинку стула, на стуле сидел военный с георгиевским крестом на гимнастерке. Родители Марии.

Я спросил:

— Зачем вы это сделали?

Она ответила:

— Ну хоть во сне.

Про то, что и сна никакого не было, мы говорить не стали. Пили чай и смотрели, как по реке плывет баржа.

Я сказал Марии, что если бы не инвалидность, то я бы настаивал на ее увольнении, и что если подобное повторится…

— Не повторится, — разумеется, ответила она.

Она сказала, хотя я не спрашивал, что точно так же, как сейчас, была влюблена в женатого мужчину, когда работала на книжном складе. Они переписывались, она сообщала ему о вышедших новинках. Он был медик и занимался патогенными. Привозил ей муку в 1918 году, работал в то время в госпитале в Ярославле и мог достать.

Дома она ходит в мягком шерстяном носке на здоровой ноге и в тяжелом ботинке на больной. Она инвалид от рождения.

Я сказал, что вынужден буду написать объяснительную записку по поводу ее сна.

Затем сказал, что мне пора.

Она затворила за мной дверь.

По дороге домой я вспомнил, как прошлой осенью мы сажали яблони, я выбил разрешение, привез саженцы, и мы посадили антоновку, золотую китайку и московскую грушевку, всего пятнадцать деревьев. Мария старалась во всем помочь, копать ей было несподручно, она таскала воду, раскраснелась, смотрела счастливыми глазами и говорила, как это здорово, что у нас будут свои яблоки. Пахло землей, прелыми листьями, я вспоминал деревню. Евдокия из столовой обещала нам печь с яблоками пироги.

— Главное, — говорила, — чтобы мальчишки не лазали и не трясли.

— У нас же есть сторож. — Я смеялся.

Все смеялись. Счастливые дни.

Объяснительная записка по поводу сна Марии также сохранилась в личном деле Данилова. Приведем ее фрагмент:

…Несовпадение показаний приборов во время сна и во время кинопросмотра объясняется тем, что сон был полностью выдуман Марией Коготко и не соответствовал действительности.

По этому поводу с М. Коготко была проведена беседа. М. Коготко дала слово, что подобное более не повторится. Я готов за нее поручиться.

Режиссер Е. В. Данилов. Киноотдел.

3 октября 1936 года.

Мария Коготко ушла из лаборатории, ее заявление об уходе («по здоровью») датировано этим же днем.

Мы уже отмечали, что развернутых свидетельств о кинопросмотрах снов в Кремле нами не обнаружено. Действительно, дневниковые записи Е. В. Данилова по этому поводу лапидарны, они, как правило, состоят из даты и фразы: «Просмотр в Кремле». Осторожность, деликатность — это или что-то иное стало причиной такой краткости (или скрытности), нам неизвестно. Но по поводу просмотра выдуманного Коготко сна запись чуть более развернута:

ИВ сказал:

— Так ведь не было никакого сна.

— Не было, — я подтвердил.

— Влюблена.

— Я не знал.

— Она ушла из лаборатории? На что существует?

— Говорят, шьет.

Я был готов провалиться сквозь землю. ИВ посмеивался и наблюдал за мной.