Книга Луна над Эдемом - Барбара Картленд

— Он не совсем молодой, — ответила Черити, — но зато очень элегантный и представительный, и он гостит в Квинз-Хаусе.

— Не тот ли это джентльмен, который был сегодня в церкви? — спросила Фейт. Черити кивнула.

— Я успела хорошенько его рассмотреть, — сказала Фейт, — и мне он показался довольно привлекательным.

Доминика расхохоталась:

— Фейт, ты сама отлично знаешь, что тебе любой мужчина кажется привлекательным!

— Я вижу не так уж много мужчин, разве что в церкви, — возразила Фейт. — Я рассчитывала, что тот молоденький лейтенант, который строил мне глазки в прошлое воскресенье, будет сегодня на службе, но, по всей видимости, он на дежурстве.

Доминика опасливо взглянула на дверь.

— Боюсь, что папа когда-нибудь услышит твои высказывания!

— Папа слишком занят разоблачением грехов в злачных местах города, и ему не придет в голову искать их в собственном доме! — легкомысленно заявила Фейт.

— Я бы не была в этом так уверена! — предостерегающе заметила Доминика.

— Как вы думаете, о чем этот джентльмен разговаривает с папой? — спросила Черити. — Может быть, я подкрадусь потихоньку и послушаю за дверью? Если папа обнаружит меня там, я скажу, что ждала, чтобы проводить гостя.

— Да-да, иди, — быстро отозвалась Фейт.

— Не смей этого делать, Черити! — тут же вмешалась Доминика. — Тебе прекрасно известно, что подслушивать у замочной скважины очень вульгарно и недопустимо для хорошо воспитанной леди!

— Но как ты думаешь, зачем он приехал к папе? — спросила Черити.

— В свое время мы узнаем об этом, — невозмутимо ответила Доминика. Затем у нее вырвалось восклицание ужаса. — Бог мой, а вдруг он останется к чаю? Я вчера собиралась испечь кекс, но у меня не хватило времени, к тому же, по правде говоря, у меня кончились деньги, и я не осмеливалась обратиться к папе с просьбой.

— Не волнуйся, — сказала Фейт. — Мы можем сделать ему несколько сэндвичей, а Черити нарвет в саду каких-нибудь фруктов. Надо полагать, он так пресыщен роскошными яствами в Квинз-Хаусе, что наша скромная трапеза навряд ли его прельстит.

— Фейт, я прошу тебя не говорить так в присутствии младших сестер, — почти умоляюще произнесла Доминика. — Ты же знаешь, папа считает, что роскошь порождает греховные мысли.

— Судя по тому, что мы едим, — ответила Фейт, — у нас вообще не должно было бы остаться ни одной мысли! Не сомневаюсь, что я страдаю от истощения!

Доминика рассмеялась:

— Глядя на тебя, этого не скажешь! Платье, которое я тебе сшила, нужно снова распустить в талии на целый дюйм!

— Ничего удивительного, я же расту! — с достоинством ответила Фейт.

Доминика хотела было возразить, но тут послышался голос викария:

— Доминика, иди сюда! Ты мне нужна! Она с испугом взглянула на сестер.

— Ради Бога, сделай несколько сэндвичей! — сказала она Фейт. — А ты, Черити, пойди собери фруктов. Сложи их в плетеную корзинку, они будут хорошо смотреться, даже если мы не сможем похвастать большим разнообразием. Жаль, что мы вчера съели единственный зрелый плод папайи.

Она открыла дверь спальни и побежала вниз по лестнице, на ходу продолжая давать указания.

— Ты заставляешь меня ждать, Доминика, — упрекнул ее отец.

— Прости, пожалуйста, папа, просто я объясняла Черити и Фейт, что нужно приготовить на тот случай, если твой гость останется к чаю.

— К чаю? — переспросил викарий с таким видом, будто впервые слышал о чем-либо подобном. — Ах, да, конечно. Пожалуй, нужно предложить ему чашку чаю.

— Так я пойду приготовлю, папа?

— Нет, остальные прекрасно справятся без тебя. Лорд Хокстон хотел бы поговорить с тобой.

На лице Доминики отразилось удивление, но, прежде чем она успела что-либо сказать, ее отец открыл дверь, и она очутилась в гостиной.

Конечно же, она заметила незнакомца, сидевшего в церкви рядом с губернатором; однако она так часто корила сестер за то, что они бесцеремонно разглядывают прихожан, что сама старалась вовсе не смотреть на собравшихся, особенно на тех, кто гостил в Квинз-Хаусе.

Однако она сразу же узнала мужчину, который сидел напротив нее в церкви, и решила, что при ближайшем рассмотрении он еще более привлекателен. К тому же он показался ей чрезвычайно элегантным. Ей никогда не приходилось общаться с армейскими офицерами, которым Фейт строила глазки, но время от времени она сталкивалась с сыновьями государственных служащих или представителей английской знати, которые жили на Цейлоне.

Они всегда казались ей неуклюжими в своих парадно-выходных костюмах с высокими белыми воротничками. Создавалось впечатление, что они чувствуют себя так, будто их нарядили в маскарадный костюм, который они не умеют носить.

Что касалось лорда Хокстона, его одежда казалась частью его самого. Он держался с элегантной небрежностью, но в то же время Доминика была уверена, что его костюм был сшит лучшим лондонским портным.

Он стоял в дальнем углу комнаты и, слегка нахмурившись, с нескрываемым интересом разглядывал ее.

Викарий вошел в комнату следом за ней.

— Милорд, позвольте мне представить вам мою дочь Доминику!

Лорд Хокстон поклонился, и Доминика присела в глубоком реверансе.

Наступила неловкая пауза, и Доминику слегка удивило, что мужчины никак не решаются заговорить. У нее сложилось впечатление, что они не могут подобрать нужные слова.

Наконец ее отец, откашлявшись, произнес:

— Лорд Хокстон явился сюда с неожиданным и очень необычным предложением, и он просит, чтобы ты также выслушала его.

Доминика подняла на отца свои удивительные серые глаза.

— Да, папа?

Снова последовала пауза. Затем, словно желая рассеять возникшую неловкость, в разговор вступил лорд Хокстон:

— Надеюсь, дорогой викарий, вы не сочтете грубым нарушением этикета, если я поговорю с вашей дочерью наедине? Мне хотелось бы сделать это предложение, как вы его назвали, лично ей.

Викарий ответил с явным облегчением:

— Разумеется, милорд. Полагаю, так будет лучше. Я пойду скажу дочерям, чтобы они приготовили чай.

— Благодарю вас, — сказал лорд Хокстон.

Викарий вышел из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь, и Доминика с тревогой взглянула на гостя.

Она пыталась угадать, какого рода предложение он собирался ей сделать.

Доминика мучительно покраснела.

— Прошу… прощения, милорд, — пробормотала она, — мне следовало бы сразу предложить вам сесть, но, должна признаться, я была так удивлена, увидев вас, что совсем растерялась.