Книга Идущие в ночь - Владимир Васильев

Я мимолётно задумалась над тем, как может выглядеть каменный лес. Мне нарисовались огромные деревья с неохватными стволами из чёрного камня, чья бугристая поверхность напоминала кору старого дуба. Могучие ветви были неподвижны и совершенно безлистны, и ветер лишь бессильно шуршал в голых каменных кронах. Мёртвый лес. Угрюмый лес. Почему-то он привиделся мне в ненастную погоду, под низко нависшим мутно-серым небом. Бр-р! Как-то не хочется ехать в такое место…

Я встряхнулась и огляделась по сторонам. Вокруг был самый обыкновенный лес. Даже чуточку слишком обыкновенный — совсем такой же, как хорошо знакомый мне лесок к югу от Айетота, куда наши женщины под водительством старухи Фоньи ходили за травами и ягодами. Ну разве что подлесок был погуще, да чаще встречались старые валежины. Точно так же тянулись к небу стройные сосны и терхи, а приземистые многодревы сплетали ветви в вечном объятии. Тусклой медью отблёскивала в свете Четтана тёмная листва дубов, и этот отблеск красной патиной ложился на узорчатые листья соседнего паутинника. Издалека виднелись нежно-алые стволы берёз, будто светящиеся в красноватом полумраке леса.

Наверху, в кронах деревьев, хрипло прочирикивались спросонья воробьи. Лес просыпался — вернее, просыпались те из его обитателей, кто живёт по красному циклу. Звери, птицы и растения синего цикла уснули с заходом Меара. Жизнь леса вдруг показалась мне очень размеренной и какой-то очень правильной по сравнению с жизнью города.

В следующий момент я резко натянула поводья. Ветер встал, как вкопанный.

Справа в кустах кто-то плакал.

Я спешилась, стараясь не шуметь. Рядом со мной тотчас беззвучно возник вулх. Он повёл носом, и на его морде явственно отразилось недоумение.

С удвоенной осторожностью я развела в стороны ветки боярышника. Под кустом была яма — неглубокая, мне по колено. А в яме, спутанное верёвками, ворочалось и всхлипывало непонятно что, похожее на клубок корней.

— Тёмное небо! — вырвалось у меня. — Да что ж это?

Клубок перестал ворочаться и скулить, и откуда-то из его сердцевины вдруг раздался скрипучий голосок:

— Развяжи-и…

Я нагнулась и достала из ямы странное существо. Оно оказалось неожиданно лёгким — может, и впрямь состояло из корней или веток. Я никогда не слышала ни про что подобное. Вулх с сомнением засопел мне в ухо, когда я стала разматывать верёвки.

Освобождённое мной существо я бы не назвала ни зверем, ни человеком. Больше всего оно напоминало корявый сучковатый пенёк с узловатыми корнями, небольшим дуплом и парой кривых веток.

— Ты кто? — спросила я, не надеясь на ответ.

В пеньке вдруг прорезались две трещинки, а из них глянули блестящие чёрные глазки — словно ягоды паслёна.

— Корнягой зовут, — натужно проскрипел пенёк. — Спасибо, вызволила. Возьми — дорогу покажу.

— Чего её показывать, — хмыкнула я. — Тропа сама ведёт.

Лесная тварь шевельнула корнями и без дальнейших разговоров шмыгнула под куст. Тут только я спохватилась.

— Э, стой! Корняга!

Пенёк нехотя высунулся из-за ветки, сверкнул на меня ягодками глаз.

— А в Каменный лес дорогу знаешь?

— Знаю, — скрипнул Корняга.

— Доведёшь?

— Доведу.

Я ехала, низко пригнувшись к холке Ветра, чтобы жеребцу легче было выбирать дорогу среди ветвей, и мне было странно.

Корнягу мы подобрали как нельзя вовремя. Вскоре после того тропа резко свернула на юг, и дальше наш путь лежал через лес по бездорожью. Проводником Корняга оказался толковым. Он пристроился у меня на плече, вцепившись своими корнями в ремень сумки, и оттуда кратко сообщал: «слева родник» или «сверни, завал».

Странно мне было по двум причинам.

Во-первых, я ехала по незнакомому месту в достаточно странном товариществе. Вулх в магическом ошейнике, говорящий лесной пенёк и вороной жеребец, который спокойно воспринимает и одного, и другого — ещё позавчера я бы фыркнула и не стала слушать, если бы мне попытались рассказать, что под Четтаном случается и такое.

Я глянула вперёд, где в красноватом сумраке леса время от времени показывалась серая спина вулха. Серьёзный зверь. То-то при нашем приближении всё в лесу замирает. Лишь изредка шарахнется вверх по стволу испуганная белка — и снова тишина.

Хотя постороннему взгляду лес всегда кажется пустым. В лесу ничего не увидишь просто так, всё нужно разыскивать, выслеживать — что зверя, что птицу, что затерянное жильё или тропу.

Здесь и крылась вторая причина, по которой мне было странно. Как-то всё чересчур легко складывалось.

С первых же шагов встретить проводника, который доведёт до У-Наринны… Ох, не верю! Хотя… велел же старик ничему не удивляться? Магия, мол. Да какая тут магия? Договорился, небось, загодя с этим лесным чучелом обо всём — а мне не сказал, чтобы зорче по сторонам смотрела.

Впрочем, Корняга в проводники не навязывался. Сидел себе связанный в яме и тихо хныкал…

Кстати, надо бы у него кое-что выяснить по этому поводу.

— Слышь, Корняга!

Я скосила глаза на лесовика, и чуть не плюнула. Ну и рожа! Корни топорщатся, чёрные глазки из трещин коры зыркают, дуплецо рта щерится в кривой ухмылке… Так, наверное, люди и начали плевать через плечо. Кто-то первый оглянулся, увидел эдакую вот нечисть и плюнул. А нечисть сгинула почему-то. Интересно, почему?

— Что, госпожа?

Я вовремя спохватилась, а то спросила бы Корнягу, что с ним станется, ежели на него плюнуть. К джерху в задницу такие вопросы! Захочу узнать — плюну да посмотрю. А спрашивать надо о другом.

— Кто это тебя в яму посадил?

Тут я чуть не свалилась с коня от неожиданности. Все сучки-корешки на лесовике встали дыбом, как шерсть на спине разъярённого кота, и он трескучим шёпотом проскрипел:

— Враги!

— Доб!.. — выдохнула я, спешно хватаясь за шею Ветра, и только потом договорила: — …рая динна-заступница!

Ветер неодобрительно глянул на меня через плечо. Может, как и я минутой раньше — хотел плюнуть, но сдержался. Я примирительно похлопала его по холке.

— Ну, рассказывай, Корняга, — велела я. — Может, твои враги нас вон в тех кустах поджидают?

— Нет их там, — буркнул живой пенёк.

Он завозился у меня на плече, выбираясь повыше и расправляя корни. Потом протяжно вздохнул и заговорил.

Говорят, в семье не без урода. Корняга давно и прочно был признан в своей семье самым что ни на есть уродом. Главным же его недостатком был рост.

Деревья, в отличие от людей, растут всю жизнь. А корневик рождается на свет деревом.

Дерево, которое при некотором стечении обстоятельств может когда-нибудь стать корневиком, людям хорошо знакомо и называется ведьминой гребёнкой. Крона его представляет собой беспорядочную охапку колючих сучьев, в которых всегда полно застрявших клочьев звериной шерсти, птичьих перьев, принесённых ветром сухих листьев и прочего мусора. За это дерево и получило своё название. Его семена — похожие на кленовые крылатки, только колючие — звери разносят повсюду, так что растёт ведьмина гребёнка в самых неожиданных местах. Дерево живёт нормальной растительной жизнью — ловит солнечные лучи, пьёт воду, старается задушить соседнюю поросль, бездумно шелестит листвой. И всё время растёт.