Книга Груз 200 - Андрей Воронин

* * *

Глеб успел посетить банк перед самым закрытием. Теперь, когда дискеты с информацией были надежно заперты в подземном хранилище, а генерал клятвенно пообещал позвонить Ирине, как только шасси самолета оторвутся от земли, можно было не торопясь, обстоятельно обдумать свои дальнейшие действия.

Усевшись за руль, Слепой включил потолочный светильник и еще раз перечитал переданный ему Малаховым пропуск. Ему было бы спокойнее, если бы эту бумажку генерал состряпал лично, без посредников, но слово “спецрейс”, гвоздем торчавшее посреди коротенького документа, видимо, было здесь ключевым. Первое лицо государства очень торопилось, и Глебу совсем не нравилась эта спешка. Конечно, дело ему предстояло серьезное и не терпящее отлагательств, но именно поэтому почти волшебная скорость, с которой вдруг завертелись события, вызывала в нем глухое внутреннее сопротивление. Эта организованная сверху гонка заставляла его чувствовать, что он утрачивает способность по собственному усмотрению управлять не только ходом событий, но и собственными действиями, а это уже никуда не годилось. Когда в течение какого-то времени пассивно плывешь по течению, подчиняясь чужой воле, вырабатывается очень опасная привычка постоянно оглядываться через плечо, ожидая указаний. Как в анекдоте про таксиста, подвозившего пассажира, у которого при себе оказался второй руль. Этот чудак просто сидел рядом, держа перед собой ни к чему не прикрепленную баранку, и повторял каждое движение водителя. А когда тот привык к синхронному движению двух рулевых колес, пассажир вдруг резко крутанул свою баранку вправо, и таксист, не успев подумать, повернул следом, прямиком в столб…

Продолжая держать в правой руке пропуск, Глеб опустил левую в карман и задумчиво побренчал лежавшими там патронами. Бросив взгляд на вмонтированные в приборную панель часы, он тихонько присвистнул: до вылета самолета оставалось каких-нибудь полчаса. Правда, погода нелетная, борт наверняка задержат, но все-таки…

Его сумка с оружием, наверное, уже в самолете. Что он туда положил? Кажется, “узи”, старый “шмайссер” со сбитым прицелом – подарок Малахова, “ТТ” и почему-то два пустых рожка от “Калашникова”. Ах да, и еще древнюю противотанковую гранату без запала – для веса, надо полагать. Давно хотел от нее избавиться.

Глеб усмехнулся, подумав о том, какие штуки иногда выкидывает подсознание, если дать ему волю. Ведь он принял решение еще там, сидя на корточках над открытым ящиком с оружием, но до конца продолжал вести себя так, словно ничего еще не было ясно. Да и сейчас еще сомневался в собственной правоте, если уж быть до конца откровенным. Слишком решительно им начали руководить, слишком гладким казался проложенный высочайшим указом путь. Транспортный “Ил” – это, конечно, не “Боинг”, зато как все просто! Как в детском стишке: в кресло сел, завтрак съел – что такое? – прилетел! А там для тебя уже все готово: и машина с полным баком, и помощники, если в них возникнет нужда, и оружие, и пропуск для беспрепятственного проезда по всему театру военных действий.., и цинковый ящик где-нибудь дожидается. Вот только неизвестно, что в нем отправят на родину: твои кости или очередную партию фальшивых денег.

До Казанского вокзала он добрался на такси, бросив свою машину на неохраняемой стоянке в трех кварталах от банка. Таксист принялся недовольно ворчать, когда Глеб заставил его в течение получаса петлять и кружить по городу, но, получив щедрую плату, угомонился и даже пожелал своему странному пассажиру счастливого пути. Глеб помахал ему на прощание рукой и налегке двинулся к зданию билетных касс. По пути ему попался коммерческий киоск, в котором он за безбожно огромную цену приобрел легкую спортивную сумку, зубную щетку, пасту, кусочек мыла и безопасную бритву с набором одноразовых лезвий.

Привокзальная площадь сияла огнями, моросящий дождь прекратился, и в холодном воздухе повис туман, окружив фонари сияющим жемчужным ореолом. В воздухе отчетливо пахло углем и мазутом – железной дорогой, дальними странствиями. Глеб с раннего детства любил ездить поездом. У большинства людей эта любовь проходит годам к восемнадцати, вытесненная сопряженными с таким способом передвижения хлопотами и неудобствами, но Глеб Сиверов был исключением из правила. Железная дорога всегда вызывала в нем легкое волнение – казалось, по блестящим рельсам можно уехать в совершенно неведомые края, в другую жизнь, чуть ли не в Зазеркалье. Снова поймав себя на этом ощущении обещанного праздника, Глеб усмехнулся и покачал головой. Ему давно уже было известно, что все железные дороги заканчиваются в сутолоке и грязи депо и захолустных сортировочных станций, но чувство приятного подъема все равно не проходило. Возможно, отчасти в этом было виновато его очередное бегство из-под надзора. Сломав оговоренную последовательность действий, он каким-то образом восстановил статус-кво, опять сделавшись независимым и невидимым как для врагов, так и для друзей.

Перед его мысленным взором вдруг как живая предстала Ирина, сидящая с ногами в своем любимом старом кресле и читающая какой-то журнал при свете торшера. Вернее, делающая вид, что читает, потому что на самом деле она дожидалась его возвращения, чутко прислушиваясь к каждому звуку, доносившемуся с лестничной площадки. Эта картина разбудила в нем глухие угрызения совести, но Глеб утешил себя тем, что Малахов, наверное, уже сделал обещанный звонок.

Он вошел в зал, где продавали билеты на поезда дальнего следования, и, отстояв коротенькую очередь, приобрел два места в спальном вагоне до Пятигорска. Теперь в его распоряжении было целое купе, что полностью разрешало проблему попутчиков, которым могло не понравиться соседство с человеком, у которого под мышкой висит пистолет, а в карманах полно патронов и запасных обойм.

До отправления поезда оставалась еще почти два часа. Глеб вышел из здания вокзала на Каланчевскую площадь и остановился, придерживая на плече ремень полупустой сумки. Туман оседал на его кожаной куртке мелкими капельками влаги, мартовская грязь поблескивала в свете фонарей. Автомобили, проезжая мимо, издавали такой звук, словно двигались по огромной липучке для мух, с трудом отдирая от нее колеса. Глеб вытряхнул из пачки сигарету, автоматически отметив, что внутри осталось всего три штуки. Что ж, решил он, до утра этого ему вполне хватит, а там… Там о сигаретах придется на время забыть. Там придется на время забыть о многом. В голове у него вдруг возник на удивление яркий образ: мохнатый паук-охотник, крадущийся в поисках жертвы через травяные джунгли, время от времени останавливающийся и приподнимающийся на своих суставчатых ногах, чтобы оглядеться. Идеальная машина смерти – без эмоций, без пристрастий, без вредных привычек и перепадов настроения. Это была довольно отталкивающая картинка, но Глеб лишь равнодушно пожал плечами: каждый уважающий себя профессионал во время работы приобретает некоторое сходство с машиной. Скажем, хороший плотник, когда он занят своим делом, представляет собой идеально отлаженное универсальное устройство для отпиливания досок и забивания гвоздей. И чем седой профессор, с блеском читающий одни и те же лекции уже двадцатому поколению студентов, отличается от хорошего магнитофона? Разве что тем, что его нельзя выключить, когда надоест.

Глеб чиркнул колесиком зажигалки и раскурил успевшую слегка отсыреть сигарету, внося свою лепту в загрязнение атмосферы. На крыше соседнего здания красно-синим огнем полыхала реклама. Он поймал себя на том, что совсем не думает о деле, и снова едва заметно пожал плечами: ну и что? Впереди у него дальняя дорога и масса времени. К тому же он не знал, о чем тут думать. При том минимуме информации, которым он обладал, можно было только фантазировать Все станет ясно, когда он доберется до места. Впрочем, кое-что можно с некоторой долей уверенности утверждать уже сейчас.