Книга Лесь - Иоанна Хмелевская

– Что вы здесь делаете?

– Что все это значит? – спросил ошеломленный директор. – Пан Лесь, вы ночевали здесь?

Сам факт того, что Лесь ночевал в бюро, еще ни о чем не говорил: работники бюро, подпираемые сроками, могли ночевать здесь. Но никто еще из них никогда не спал в коридоре на груде рабочих халатов, в трусах и, в довершение, с кухонным ножом в руках. И никто никогда из них не смотрел на начальство таким взглядом…

– Туфли, – еле слышно пробормотал Лесь.

– Что? – не понял директор.

– Туфли, – повторил Лесь. – Откуда у вас такие туфли?

Директор и главный инженер переглянулись. Они явно видели перед собой ненормального.

– Какие туфли? – машинально спросил директор.

– Вот эти, – сказал Лесь и показал ножом на его ноги. Директор и главный инженер, как по команде, посмотрели на свои ноги, а потом перевели взгляд на туфли друг друга. Директор почувствовал себя несколько неуютно.

– У Збышека тоже такие туфли, – неуверенно, с ноткой протеста сказал он.

– То-то и оно! – горько констатировал Лесь. Возмущение происходящим отодвинуло на задний план все остальное. Он еще колебался, не следует ли ему убить обоих, но уже твердо понимал, что это будет очень плохо, что это вообще невозможно.

– Где вы их покупали? – спрашивал тем временем главный инженер у директора.

– На Врацкой. За четыреста пятьдесят злотых. А вы?

– Там же. Прекрасные туфли, правда?

– Что и говорить! Кажется, это югославский импорт…

У приготовившегося к прыжку Леся мышцы внезапно расслабились, и он с тяжелым стоном опустился на халаты. Не выпуская из рук ножа, он меланхолически смотрел на четыре стоящие перед ним ноги. Но вот начальники, увлеченные своими туфлями, вдруг вспомнили о Лесе и прервали оживленную беседу.

– И все же, пан Лесь, – добродушно сказал директор, – встаньте. Сейчас придут сотрудники – неудобно. И скажите, наконец, что вы здесь все же делаете? Почему вы здесь спали?

Решив не говорить правды, Лесь не представлял себе, как объяснить свое поведение. К тому же он уже на самом деле забыл, почему оказался здесь. В довершение, он явственно ощущал похмелье. Поэтому он бессмысленно посмотрел на директора и так же бессмысленно сказал:

– Я хотел быть здесь пораньше.

– Но как вы попали сюда?! – воскликнул главный инженер. Для него эта подробность была совершенно непонятной. – У вас есть ключи?

– Откуда?! Нет у меня ключей.

– А как же… как вы сюда попали?!

– Кто вчера закрывал бюро? – спросил директор.

– Я же сам и закрывал. Поэтому и не могу понять…

– Так как же вы сюда проникли, Лесь?

– Не знаю, – решительно произнес Лесь. – Я сюда вообще не входил.

Лесь говорил сейчас правду, потому что он и в самом деле не вошел в бюро, а влез в него. Но ни директор, ни главный инженер этого не знали, и ответ ничего не прояснил.

– Как это вы не знаете? Вы что, были до такой степени пьяны?

– Да, я был пьян и ничего не знаю и не помню.

– Боже мой! Так нализаться в такую жару! Как вас удар не хватил?!

– Мне было холодно, – решительно сообщил Лесь, сказав себе твердо: ни за какие коврижки не признаваться и держаться того, что ничего не помнит. Иного способа скрыть правду не было. Его собеседники переглянулись.

– Ну хорошо, я понимаю, вы были мертвецки пьяны, – сказал несколько обескураженный главный инженер. – Я понимаю, что какой-то кусок вашей жизни можно вычеркнуть навсегда. Я даже могу понять, что вас каким-то чудом в такую жару не хватил удар. Но я абсолютно не понимаю, каким образом вы проникли сюда сквозь запертые двери! Не могли же вы влезть через окно – оно на третьем этаже!

– Вы влезли через окно? – с сомнением в голосе спросил директор, полагая, видимо, что в пьяном состоянии можно сделать и не такое.

– Не знаю, – твердил Лесь свое.

– Ну ладно, а на кой черт, простите, вам понадобился этот нож?

Лесь с некоторым интересом посмотрел на нож и попытался сделать вид, что видит его впервые.

– Не знаю, – последовательно вел он свою политику.

– Вы никого вчера не пырнули этим ножом?

Лесь хотел было автоматически ответить «не знаю», но вовремя спохватился. А вдруг вчера вечером кого-нибудь действительно пырнули ножом? Тогда подозрение может пасть на него! Поэтому он резко изменил курс.

– Исключено. Вчера его у меня не было.

– А откуда вы его тогда взяли?

– Не знаю.

– Так мы ничего не узнаем, – безнадежно покачал головой главный инженер. – Пусть он сперва протрезвеет.

– Ну хорошо. Вставайте, Лесь, умойтесь и все такое…

– Не могу. На нашем этаже нет воды.

– На первом есть вода. Побрейтесь и приведите себя в порядок. Выпейте кефиру или что там еще – не знаю. Или вы хотите остаться здесь на целый день в таком виде?

Справедливость этого замечания пробилась в сознание Леся сквозь туман его отупения. Он немного подумал, встал, с некоторым сожалением посмотрел на нож и отложил его в сторону. Затем собрал халаты, свою одежду и направился в раздевалку. Когда он, одетый, вышел оттуда, пани Матильда уже сидела за своим столом. Не говоря ни слова, Лесь печально расписался в книге прибытия и направился в парикмахерскую.

* * *

В кабинете у директора главный инженер и директор долго с тревогой смотрели друг на друга.

– Как вы считаете, он болен? – тоскливо спросил директор.

– Если эта жара не спадет, то мы все потихоньку сойдем с ума, – грустно отозвался главный инженер. – Видимо, он оказался самым восприимчивым.

– Но что он хотел сделать? И что особенного он увидел в наших туфлях?

– Может быть, у него проблема с обувью? Как вы считаете, не мог ли он этим ножом пырнуть где-нибудь кого-нибудь?…

– Будем надеяться – нет. Откуда он его взял? На всякий случай я заберу у него нож и спрячу. Никогда нельзя быть уверенным… Да, должен вам признаться, что выражение его лица мне очень не понравилось.

– Да, да, спрячьте. И вообще, сегодня нужно относиться к нему очень осторожно, мягко и внимательно.

После парикмахерской Лесь зашел выпить пива и кефира и вернулся в бюро в приподнятом настроении. У него было очень положительное отношение к жизни и очень отрицательное – к работе. Беспечно отдавшись этому настроению, он некоторое время сидел за своим рабочим столом и мечтательно следил за Барбарой, а потом, воодушевившись, схватил кусок кальки и мягкий карандаш и стал рисовать ее портрет.