Книга Удивительные Люди Икс. Одарённые - Питер Аллен Дэвид

В дверях – отец, полностью одетый, кричит что-то вроде:

– Что за дьявольщина тут творится?! Ты и Тильди в это втянула?!

Тильди пытается закричать, крикнуть отцу: «Беги!» – но он замирает на пороге, в ужасе вытаращив глаза. Чудище бросается к нему, хватает и вспарывает ему живот снизу вверх. Клинки входят в тело легко, точно нож в масло, и папа смотрит вниз на то, что вываливается из живота, и принимается отчаянно запихивать все эти багровые шланги и все прочее обратно – туда, где им положено быть, но вдруг оседает на колени. Из его горла рвутся булькающие звуки, и это, похоже, не нравится чудищу. Подхватив отца, чудище с размаху пришпиливает его к стене, чтобы положить конец этому бульканью.

Комната озаряется непонятно откуда взявшимся красным светом. В дверях появляются двое. Полицейские! Полицейские – ее друзья. Она знает это: так говорил один из них, приходивший в школу пару месяцев назад. У него был начищенный до блеска жетон, полицейская собака на поводке и кобура с пистолетом, который он наотрез отказался вытащить и показать мальчишкам, как те ни упрашивали.

У этих двоих нет собаки, зато пистолеты Тильди видит своими глазами. Оба ствола направлены на нее. Чудище взмахивает свободной рукой (вторая все еще в груди папы), и его кулак пробивает туловище ближайшего из полицейских насквозь. Удар поднимает его в воздух, распластывает по стене, как бабочку. Второй полицейский нажимает на спуск, и пуля, пущенная трясущейся рукой, летит прямо в Тильди. Сейчас она умрет. Сейчас она…

– Вита-а-а!!!

С громким криком Тильди резко вскочила и села в постели. Короткие темно-русые волосы упали на глаза, прикрыв небольшой тонкий шрамик на лбу. Ночная рубашка прилипла к взмокшей от пота коже. Тильди била дрожь. Казалось, картины, которые она только что видела, намертво приклеены к глазным яблокам изнутри. В маленькой спаленке, сделавшейся началом и концом ее мира, было темно, и в этой темноте – Тильди была уверена, абсолютно уверена – вновь появились чудища. Все они, сколько бы их ни было, окутали ее, поглотили и, как следствие, навсегда поселились в ней, поджидая случая сбежать на волю и учинить новую бойню.

– Вита! – вновь закричала Тильди, и комната вдруг наполнилась светом.

Комната была невелика. Розовые обои на стенах, в углу – один-единственный шкаф, в который поместилась вся одежда Тильди, кроме пропитанной кровью ночной рубашки, которой она не видела с Той Самой Ночи. (Рубашка была исследована от первой до последней ниточки и теперь хранилась в пластиковом пакете, надежно запертом в контейнере, которого Тильди никогда не увидит.) На стене напротив висело большое зеркало. Таких больших зеркал Тильди никогда раньше не видела и не понимала, зачем оно, но не очень-то задумывалась над этим.

В дверях стояла Вита – единственный человек, которого Тильди видела за все эти дни. Смуглая, с симпатичной красной точкой посреди лба, Вита была также и единственным человеком, к которому Тильди была неравнодушна – потому что и Вита была неравнодушна к ней. Именно Вита каким-то непонятным для Тильди образом забрала девочку из темной камеры, от всех этих страшных людей, заперших ее там и обращавшихся с ней так, точно она сама была ночным кошмаром, которого все должны бояться.

– Тильди, лапушка, я здесь.

В голосе Виты слышался странный акцент, но это было неважно. Важно было только одно: Вита была с ней – именно там, где требовалось.

– Оно вернулось! – прорыдала Тильди. – Я его видела! Я чувствовала! Я…

Присев на край кровати, Вита взяла девочку на руки.

– Это был просто сон, Тильди, – мягко сказала она.

Тильди крепко вцепилась в ткань ее белого халата. Точно такой же халат носил педиатр Тильди в те незапамятные времена, когда у нее были и педиатр, и мама, водившая ее к нему. Вита носила этот халат потому, что тоже была доктором. Это было все, что Тильди требовалось знать, когда они встретились впервые. Всякому известно: доктора нужны, чтобы тебе стало лучше, и если бы Вита смогла сделать так, чтоб девочке стало лучше, Тильди нечего больше было бы и желать.

– У меня не бывает «просто снов», – прошептала Тильди так зловеще, как только способен ребенок.

– Бывает. Еще как бывает. Теперь – бывает, точно так же, как у всех.

– Я не хочу, чтобы оно возвращалось.

Тильди тревожно огляделась вокруг, словно боялась, как бы «оно» не услышало.

– И не вернется, Тильди, – заверила ее Вита. – Никогда.

Доктор Кавита Рао сидела с Тильди, склонившей голову ей на плечо, пока ребенок вновь не погрузился в… Доктору Рао оставалось только молиться, чтобы это оказался сон – просто сон, без сновидений. После этого она опустила голову девочки на подушку, однако выключать свет и покидать комнату не спешила. Некоторое время понаблюдав за ребенком, Кавита убедилась, что приступ не повторяется, и только после этого погасила свет и закрыла за собой дверь.

Выйдя от Тильди, она прошла в смежную комнату – пост наблюдения. Здесь, стоя у зеркала одностороннего видения, позволявшего незаметно наблюдать за девочкой, стоял и ждал ее «коллега».

– Когда вы в последний раз отправлялись вечером домой и как следует высыпались за ночь? – пророкотал он.

Отчего-то в его присутствии Кавите Рао до сих пор становилось не по себе – не меньше, чем в вечер той, первой встречи.

– Целую жизнь назад, – ответила она, протирая усталые глаза.

Кавита Рао отслеживала все показатели жизненно важных функций Тильди, пока та спала; к стыду своему, задремала и проснулась только от крика девочки. К счастью, для наблюдения за происходящим в ее организме и сознании прибегать к инвазивным методам вроде подсоединения к ребенку множества датчиков не пришлось. Система мониторного наблюдения была встроена в кровать.

Он взглянул на спящую девочку.

– Насколько все было плохо?

– Вы имеете в виду ее «быстрый сон»? Плохо – насколько вообще возможно. Показатели мозговой активности – просто из ряда вон.

– Значит, есть все причины полагать, что сон был идентичен тем снам, что привели к прекращению жизни ее родителей.

Рао удивленно взглянула на него.

– Я бы не стала формулировать столь… официально, но – да. Основываясь на том, что она сообщила – а полагать, что она лжет, причин нет, – она видела тот же сон, что погубил ее родителей и полицейского.

«Коллега» пренебрежительно хмыкнул.

– Родителей я еще мог бы понять, но полицейскому нет оправданий. Он был воином, был вооружен. Уж ему-то никак не к лицу было гибнуть от воплощенных в реальность снов маленькой девочки.

– Простите, не все люди способны сравниться с вами, – ответила она.

– В этом нет вашей вины, и, таким образом, вам не за что извиняться.

Пожалуй, объяснять ему, что такое сарказм, было бессмысленно.