Книга Верлен - Пьер Птифис

Ну и что? Искусство — разве оно не Прогресс? К тому же журнал не скупился на похвалы Виктору Гюго, Эдгару Кине, Мишле, всем этим «провозвестникам грядущего».

Что касается грядущего, Верлен глядел не далее, чем до момента, когда он впервые опубликуется. Он вручил своему новому другу «сатирку» в форме сонета, изображающую некоего «господина Прюдома», эталонного буржуа, «мать и отца семейства», этакого сытого ботаника, которого от поэтов бросает в дрожь, но тапочки которого каждой весной порастают сверкающими цветами. Из осторожности он подписался «Пабло». Сонет опубликовали в августе в «Журнале Прогресса».

Итак, перед началом летних каникул Верлен «вдел ногу в стремя» (по крайней мере, так ему верилось).

Что происходило в течение каникул 1863 года, мы не знаем. Часто случается, что документы в изобилии, когда ничего не происходит, а когда что-то происходит, их недостает. А произошло событие, которое никак нельзя назвать особенным или примечательным, но на которое Верлен отреагировал очень остро. Это событие повлияло на всю его жизнь.

До сих пор он был избалованным маменькиным сынком, которому не на что жаловаться в жизни. И вот впервые ему предстояло понять, что такое страдание, и познать, что такое несчастье. История проста и банальна: в течение нескольких недель в Леклюзе его сердце пылало любовью к Элизе Дюжарден, но она, столь же достойно, сколь и твердо, сумела погасить этот пожар.

Верлен подробно сообщает нам о фазах этой тайной драмы. Почему же мы говорим тогда об отсутствии документов? Ведь более чем в дюжине стихотворений мы находим аллюзии на это событие. Однако никто не понимал, что значат эти стихи, пока г-н Жак-Анри Борнек[50] не обнаружил ключ к загадке.

В марте 1863 года Поль сообщил Эктору Перо, что Элиза собирается в июне приехать в Париж. Мы предполагаем, что в ходе своего пребывания она пригласила семейство приехать в августе и сентябре в Леклюз. Со времени последних каникул Поль сильно изменился, из подростка он превратился в мужчину. Поэтому он совершенно другими глазами посмотрел на свою кузину, молодую женщину двадцати семи лет, которая, родив двух детей, расцвела, как весенний цветок.

В рассказе «Луиза Леклерк», пестрящем автобиографическими деталями, он изложил историю, произошедшую с ним самим. Героиню зовут Луиза, ей 23 года, она замужем. Леон, который ее знал с детства, чувствует, что в нем растет непреодолимое чувство: «Ведь это так естественно! Ведь и она тоже изменилась. И как тело Луизы раздалось, как ее талия, ее грудь, ее конечности набирались день ото дня новой силы и обретали истинную красоту, как ее дерзкие большие открытые глаза сверкали чистым светом, как бывает, когда рядом веселый, молодой и сильный человек, как в ее голосе начинали слышаться решительные, твердые, хотя и не повелительные, и в то же время мягкие нотки, — так и этот красивый юноша (…) стал вести себя иначе, просто, добро, без жеманства. (…) Он узнал, что такое приличие, скромность, ровность манеры и искренняя любезность. Все это в него, со временем, вложила любовь».

А вот та же интрига в стихах.

Сначала появляется Она, Старшая Сестра, единственная, незаменимая:

О, как она меня глубоко поняла…

Все, все открыто ей… Обманы, подозренья, И тайна сердца ей. лишь ей, увы! светла. Чтоб освежить слезой мне влажный жар чела, Она горячие рождает испаренья[51].

Растущее чувство, сердце, бьющееся все быстрее, краска на лице, мечтания вдвоем, неторопливые прогулки, в руке рука, под большими деревьями парка, наконец, внезапно прорывающееся признание:

Как дивно пахнут первые цветы! Как дивно слышать утром сквозь листву Шум слова «да», что мне сказала ты![52]

После первого «да» — первый поцелуй:

Звонкий, божественный — Поцелуй! Страсть несравненная![53]

После первого поцелуя первое целомудренное объятие:

Все чаянья мои в единый миг сбылись — Я руки протянул, и вот в объятьях мы…[54]

И вот уже любовное головокружение:

И детская душа прорвалась сквозь заслон Его раскрытых глаз, и он услышал звон… … Вот так над нами власть захватывает Страсть[55].

Элиза, на мгновение поколебленная в своем спокойствии, быстро взяла себя в руки и посоветовала кузену умерить свою страсть: спокойно… ведь у нее муж, дети. Это просто безумие. Об этом не может быть и речи. Поль просыпается, ему горько:

Но жестокой судьбе неизвестно понятие «мир», В каждом яблоке — червь, каждый сон завершен пробужденьем, Злая совесть убьет все остатки несчастной любви…[56]

Увы! Нужно отказаться от всего и обо всем забыть:

И поняв, как жизнь усмиряет вдруг, Должен был я страсть втиснуть в узкий круг…[57]

Но с какой болью!

О нет, любимая, — будь нежной, нежной, нежной! Порыв горячечный смири и успокой[58].

Он страдает до такой степени, что не знает, где найти прибежище:

Но горе мне! Кошмар растет передо мною, Как стая злых волков средь леса…[59]

…меня страшат И неотступные и злые угрызенья, — Дрожу в лесу, как трус, который привиденья Боится или ждет неведомых засад.[60]

Теперь я одинок, угрюм и одинок. Так старец без надежд свой доживает срок, Сестрой покинутый, так сирота тоскует[61].

Ах! Только бы все закончилось!..