Книга Неупокоенные - Джон Коннолли

— Ты как, ничего? — спросил я ее.

Она кивнула.

— А то когда что-нибудь такое происходит, может становиться малость не по себе, — пояснил я свой вопрос. — Когда со мной такое было, я, например, боялся.

— А я вот нет, — сказала она тоном столь будничным, что было видно: девочка не привирает.

— И почему?

— Тот человек ничего не хотел нам сделать. Ему просто очень плохо.

— Откуда ты знаешь?

Девочка в ответ лишь с улыбкой покачала головой:

— Да так. Неважно.

— Ты с ним разговаривала?

— Нет.

— Тогда откуда тебе знать, что он ничего против тебя не задумал?

Дженна отвернулась все с той же едва ли не блаженной улыбкой. Разговор был определенно закончен. Вернулась вместе с копом ее мать. Дженна сказала, что пойдет обратно к себе. Ребекка ее обняла и сказала, что заглянет к ней попозже. Девочка, вежливо попрощавшись с копом и со мной, поднялась наверх.

Ребекка Клэй проживала в районе, известном как Уиллард. Ее дом — компактное, но внушительное строение девятнадцатого века, где она выросла и куда вернулась после исчезновения отца, стоял в тупичке на Уиллард-Хейвен-парк, перпендикулярном Уиллард-Бич, что в нескольких шагах от Уиллард-Хейвен-роуд. Когда коп наконец ушел, пообещав, что позднее либо утром позвонит дознаватель, я прошелся по его следам, хотя было ясно, что разбивший стекло сумасброд давно уже смылся. Ориентируясь по кровавым брызгам, я вышел на Дик-стрит, что тянется справа параллельно Уиллард-Хейвен-парк. Там след, само собой, обрывался в том месте, где злоумышленник сел в машину и укатил. С тротуара я позвонил Ребекке, и она назвала имена кое-кого из соседей, чьи окна выходят примерно туда, где был припаркован автомобиль. Как оказалось, что-то, да и то лишь краем глаза, вроде как видела некая Лайза Халмер (дама средних лет, в отношении которой вполне был бы уместен эпитет «б…довитая», который она, кстати, вполне бы сочла за комплимент). Впрочем, пользы от ее информации было негусто: машина цвета губной помады, припаркована через улицу, ни марка, ни номер неизвестны. Это, впрочем, не помешало Лайзе зазвать меня к себе домой, как выяснилось, на стаканчик. Я явно отвлек ее от опорожнения кувшина с чем-то фруктовым и определенно алкогольным. Дверь за мной хозяйка захлопнула на манер надзирателя в тюремной камере; я аж поежился.

— Для меня это рановато, — стал я отнекиваться от угощения.

— Так ведь уже одиннадцать скоро!

— Я сова.

— Да? Так ведь и я тоже. — Хозяйка вся в улыбке заломила бровь, что вполне могло означать радушное приглашение, особенно если вы восприимчивы на манер детишек или собачек. — Меня если продержать до утра в постели, так я из нее уже и не встаю.

— Да вы что? — замешкался я, подыскивая слова. — Как мило.

— Так ведь и вы милота, — продолжала штурм хозяйка, слегка покачиваясь, отчего медальон в форме ракушки маятником болтался у нее между грудями. К этому моменту я, пятясь, открыл дверь и вытеснился на улицу, чтобы паче чаяния не стрельнули в меня из духового ружья и не приковали, пока я в отрубе, к стенке подвала.

— Выяснили что-нибудь? — спросила Ребекка, когда я возвратился к ее дому.

— Да особо ничего, кроме того, что соседка у вас сексуально озабочена.

— Лайза? — Женщина впервые за все время улыбнулась. — О-о, да она всегда такая. Разок даже мне предлагала.

— Вы подрезаете мне крылья, — опечалился я. — Я уже, не чувствую себя таким неотразимым.

— Надо было, наверное, вас заранее предупредить. — Она взмахом указала на разбитое окно. — Только вот…

— Что ж. Кроме нее, никто ничего не видел. Она сказала, напротив ее дома был какое-то время припаркован красный автомобиль. Но освещение там не сказать чтобы надежное. Она могла и ошибаться.

Ребекка ссыпала в корзину последние остатки битого стекла и убрала совок со щеткой в стенной шкаф. Затем набрала номер стекольщика, который пообещал с утра быть тут как тут. Я помог где скотчем, где пластырем временно перетянуть поврежденное окно. Управившись с этим занятием, хозяйка дома зарядила кофейник и налила нам обоим по чашке. Кофе мы пили стоя.

— Не верю я во всем этом деле полиции, — призналась она со вздохом.

— Почему, смею спросить?

— За все время они ничегошеньки насчет него не сделали. Можно подумать, в этот раз будет как-то иначе.

— Ну, на этот раз он проломил окно. А это уже преступное деяние со злонамеренным ущербом. То есть все идет по нарастающей. Есть кровь, так что копам есть за что ухватиться.

— Как? — хмыкнула женщина. — Чтоб опознать его, когда он меня прибьет? Только для меня уже поздновато будет. Этому человеку никакая полиция не страшна. Я тут думала насчет того, что вы мне говорили при первой нашей встрече: о том, как, вероятно, придется действовать, чтобы этот тип от меня наконец отстал. Так вот, сделайте это с ним. Неважно, во что мне это встанет. Деньги у меня кое-какие есть — и на вас, и на того, кого вы там еще решите взять себе в помощники. Гляньте, что он понаделал. Так просто он не уйдет, если только его не остановить силой. Я боюсь за себя, боюсь за Дженну.

— Дочь у вас, мне кажется, очень выдержанная, — сказал я, рассчитывая как-то сменить тему, пока Ребекка не успокоится.

— Что вы имеете в виду?

— То, что она как-то не очень напугана или потрясена произошедшим.

Женщина чуть напрягла брови.

— Да она, собственно, всегда такая. Хотя я с ней потом поговорю. Ишь ты, не хватало еще фанфарониться для того лишь, чтоб мать не переживала.

— Извините, что спрашиваю: а где ее отец?

— Умер.

— Простите мою бестактность.

— Да ладно. Он и отец-то ей постольку-поскольку, и женаты мы с ним не были. Тем не менее повторяю: мне надо, чтобы этот человек был остановлен во что бы то ни стало.

Я не ответил. Она рассержена и напугана (вон руки все еще трясутся от шока). Ладно, можно будет поговорить утром. Я сказал, что могу остаться, если ей от этого как-то легче. Ребекка поблагодарила и постелила мне на диване в гостиной.

— А пистолет у вас с собой есть? — спросила она, прежде чем подняться к себе в спальню.

— Есть.

— Вот это хорошо. Если он вернется, стреляйте не раздумывая.

— Это уже дополнительные деньги.

Она посмотрела на меня, как будто прикидывая степень моей серьезности. Сейчас, чего доброго, полезет в кошелек за оплатой.

Стекольщик прибыл в восьмом часу. Оглядел сиротливое ложе в гостиной, расхлестанное окно, потом меня, и четко все понял: налицо семейная драма.

— Ничего, бывает, — заговорщически шепнул он. — Они, дело такое, иной раз кидаются, но попасть-то на самом деле не норовят. Хотя надежней все же пригнуться — целей будешь.