Книга Бородатая банда - Сергей Самаров

— Старший лейтенант Никитич?

— Слушаю вас, товарищ подполковник.

— Это не подполковник, это я с трубки командира, — раздался голос майора Покрышкина. — Сереня, срочно в кабинет к командиру. Тебя здесь ждут…

В столовую я шел через футбольное поле под окнами штабного корпуса. И, вероятно, из окна кабинета командира отряда меня было видно.

— Есть срочно прибыть в кабинет командира, — откликнулся я.

Я круто повернул налево и торопливо двинулся к штабному корпусу.

Дежурный по отряду капитан встретил меня на лестнице.

— Солдат покормил?

— Они у меня давно уже с ложечки не едят. Отправил в столовую…

— Там по твою душу к командиру приехали из республиканского ФСБ. Поторопись. Покрышкин приказал приготовить для твоего взвода три бэтээра. Наверное, сразу на выезд прикажут. А что сделаешь, если, кроме твоего взвода, все в разгоне…

— Спасибо, что не БМП. БТР все же на ходу мягче, — не вдаваясь в суть дела и ни о чем не расспрашивая, сказал я и стал шагать через две ступеньки, чтобы быстрее подняться на третий этаж, где находился кабинет командира отряда.

Раньше кабинеты командира отряда и начальника штаба находились рядом: дверь в приемную, в которой сидит адъютант, направо — дверь в командирский кабинет, налево — в маленький кабинет начальника штаба. Потом один из сменных начальников штаба решил переселиться на второй этаж, где кабинет был побольше. Потом еще один сменный начальник штаба вообще на первый этаж переехал.

Оно и понятно. У начальника штаба должен быть большой приставной стол, обычно застеленный, как скатертями, в несколько слоев топографическими, спутниковыми и географическими картами, разобраться в которых мог только сам хозяин кабинета и кто-то из офицеров оперативного отдела, обычно разрабатывающего варианты предстоящей операции. А операций одновременно проводится всегда несколько, и потому в работе было по несколько карт. В кабинете командира отряда обычно наблюдается больший порядок. Это уже традиция. Может быть, такое впечатление складывается из-за отсутствия множества карт. Может, командиры бывают более склонны к порядку, чем начальники штабов. По крайней мере, мне всегда и на разных должностях попадались именно такие командиры.

Когда я вошел, на длинном приставном столе как раз была расстелена большая топографическая карта. И, как я отметил даже беглым взглядом, это была карта населенного пункта и его окрестностей. Над картой склонились три офицера оперативного отдела, начальник штаба сводного отряда майор Покрышкин, командир отряда подполковник Подкопаев и три незнакомых мне офицера, из которых только один был в «камуфляже» с погонами майора, а двое других — в цивильной одежде и даже при галстуках. Но я ни секунды не сомневался, что они офицеры. Это даже не нюх подсказывал, а какие-то неуловимые для человека невоенного детали. Не знаю, как, но офицеров я определяю сразу.

— Вот и наш главный исполнитель прибыл, — сказал подполковник Подкопаев, выпрямляясь над столом. — Проходи, старлей, становись ближе…

— Я сначала ему положение объясню, — вступил в разговор майор Покрышкин. — Дело, Сереня, обстоит так. Сегодня на совещании участковых уполномоченных в республиканском МВД один из них по фотороботу, который я тебе присылал, определил подозреваемого, бывшего жителя своего села. Сейчас, правда, Джабраил Гаджимагомедов живет в другом селе, где служит имамом. Он уезжал в Саудовскую Аравию, окончил там исламский университет, факультет богословия. По возвращении стал имамом, строит свою мечеть. В Саудовской Аравии, как известно, государственная религия — ислам ваххабитского толка. Честно говоря, наши смежники из ФСБ, — майор кивнул в сторону троих незнакомых мне офицеров, — не в курсе, какую ветвь ислама доносит до сельчан имам Джабраил. А в духовном управлении мусульман республики уверены, что он проповедует классический ислам, то есть традиционный, как и везде. То есть о ваххабизме и речи, кажется, не идет. Участкового, что опознал по фотороботу Гаджимагомедова, попросили написать на него характеристику. Тот написал. С такой характеристикой раньше, при советской власти, в партию можно было бегом вступать. Со всех сторон идеальный и благонадежный человек. Сотрудник ФСБ провел опрос жителей села, где этот имам Джабраил вырос. Соседи отзывались о нем точно так же, как участковый. Таким образом, встал вопрос, как говорится, «на засыпку»: мог ли человек настолько перемениться за время обучения в исламском университете, что стал бандитом? Или вышла ошибка и мы ищем не там, где следует? Фоторобот — это все-таки не фотография…

— Мне необходимо его сфотографировать? — спросил я.

— Кого? Имама? — переспросил один из офицеров ФСБ, что были в цивильной одежде.

— Нет, главаря бандитов, товарищ… Извините, не знаю, как к вам обратиться по званию.

— Можешь просто: товарищ генерал…

Если он надеялся меня этим смутить, то напрасно. Я без смущения добавил:

— Товарищ генерал…

И сделал вид, что готов слушать дальше. Мне это было просто изобразить, потому что я действительно приготовился слушать, а не говорить. Сказать мне особо было нечего.

— Если бы ты это сделал, мы бы тебя, старлей, на руках носили, — заявил подполковник Подкопаев. — Все оставшиеся десять дней твоей командировки. Девять дней с небольшим то есть…

Последняя фраза, как я понял, не для меня была сказана, а для сотрудников ФСБ. Командир отряда, видимо, уже не в первый раз говорил им о том, что моя командировка заканчивается, и напоминал еще раз.

— Я так понял, что у старшего лейтенанта есть какие-то соображения о новой террористической акции со стороны этой банды? — спросил генерал, посмотрев сначала на майора Покрышкина, потом на подполковника Подкопаева. Мои командиры хранили молчание.

— Чтобы просчитать такую возможность, товарищ генерал, мне потребуется понять мотивы совершения преступлений. И в первом, и во втором случаях. А если такие данные поступят, то я готов подумать о провокации, которой я их куда-то приглашу. Скорее всего, под автоматные стволы своего взвода…

— Как все просто… — генерал покачал головой.

— Ты ведешь себя, старлей, настолько уверенно, что невольно возникает мысль, будто тебе известно что-то такое, что не известно следствию, — сказал второй представитель ФСБ в гражданской одежде. — Можешь называть меня «товарищ полковник»…

Последней фразой он предупредил мой вопрос. Психолог… Иначе говоря — слесарь человеческих душ. Немножко грубовато, но по существу…

— Ладно, Сереня, доложи, что там и как на дороге было…

— Я сам в другой группе находился, знаю о случившемся со слов сержанта Корнелазова, командира второго отделения, и капитана Джелалутдинова, инспектора дорожно-патрульной службы ГИБДД. Могу сообщить только то, что рассказали они.

— Выкладывай, — велел генерал.

Я выложил. Рассказал все и даже продиктовал, заглянув для проверки в монитор планшетника, данные на капитана Джелалутдинова. Полковник попросил повторить телефонный номер, который он записывал. Я повторил. И даже монитор планшетника к полковнику повернул, чтобы он мог сверить услышанное с написанным.