Книга Ни страха, ни надежды. Хроника Второй мировой войны глазами немецкого генерала. 1940-1945 - Фридо фон Зенгер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Корейская война 1950 года дала еще один пример тех проблем, которые возникают в ходе операций вторжения, подобных германской оккупации Франции. Северо-корейские бронетанковые силы осуществили неожиданный прорыв на юг и оккупировали почти всю Южную Корею. Но там контрудар последовал еще раньше, чем во Франции, когда войска Макартура под прикрытием около 260 боевых кораблей высадились одновременно в пяти пунктах в тылу агрессора, превратив победу противника в его поражение.
Поэтому Французская кампания не только дала пример смелого и решительного применения танков для быстрой оккупации страны и разгрома вооруженных сил великой державы, но и породила ряд проблем, оставленных без внимания в 1940 году. Эти проблемы возникли в результате исключительно сухопутного вторжения без средств защиты и удержания завоеванной территории от десанта противника с моря.
Предположение, что Гитлер сам хотел позволить британскому корпусу эвакуироваться, доказать невозможно, но это вполне вероятно, поскольку он немедленно согласился с соответствующим решением главнокомандующего группой армий «Центр». Гитлер никогда не думал, что Великобритания объявит войну Германии. Когда, несмотря на прогноз Риббентропа, это произошло, Гитлер был растерян и обескуражен. Поэтому вполне возможно, что он надеялся все-таки добиться соглашения с Великобританией. Но диктатор перехитрил самого себя, и теперь было уже слишком поздно. Он не консультировался с нормальным демократическим правительством, которое скрупулезно изучает все обстоятельства дела, а возглавляющий его премьер-министр постоянно совещается со своим кабинетом, и последнее слово всегда остается за парламентом, отражающим волю большинства населения. Диктаторы зачастую слабо разбираются в международной политике, поскольку в своих отношениях с другими народами склонны использовать те же примитивные методы, что и в отношениях с собственным, лишенным всех политических прав населением.
Французская военная промышленность оказалась вынуждена работать во всю свою мощь на вооружение Германии. Подневольное французское правительство заставили обеспечивать рабочей силой германские предприятия, так как всех немцев, способных держать оружие, призвали в армию. Без промышленного потенциала Франции Гитлер не смог бы продолжать войну так долго. Это было громадным преимуществом, которое он извлек из поражения Франции.
ИТАЛЬЯНСКИЙ СОЮЗНИК
В июле 1940 года я получил приказ установить связь между двумя комиссиями – франко-германской и франко-итальянской – в штабе последней, который находился в Турине. Добираясь на машине до своего дома в Геттингене, я неожиданно встретил конный эскадрон моей бригады, который перебрасывали для соединения с основными силами. Я не удержался и вышел из машины, чтобы похлопать по шеям наших прекрасных боевых лошадей. Отныне я разлучаюсь с ними навсегда. Никогда я уже не буду прежним, и больно было осознавать это. Мысленно я проследил взглядом всю свою военную карьеру и ту роль, которую в ней играли лошади. Я стал кадровым офицером по чистой случайности. В начале Первой мировой я был студентом седьмого семестра, но о будущей карьере никогда не задумывался. Два года (1912-1914), проведенные в Оксфорде, полностью изменили мое мышление. Это не было подготовкой к тому, чтобы зарабатывать средства к существованию. Система проживания в колледже привлекала меня еще до того, как я испытал ее на деле. Мне нравилась размеренная жизнь в старинных зданиях. Я жил в атмосфере гуманитарных ценностей, с определенными элементами роскоши, среди прекрасных старинных парков. В великолепных обеденных залах стояли дубовые столы, а на них – серебряные приборы. Дважды в день мы собирались в часовне для молитвы, присутствие на которой было обязательным и для англиканцев, и для лиц, не принадлежащих к государственной церкви.
Перед войной я прошел короткую военную подготовку. Когда началась война, меня быстро произвели в офицеры запаса в том полку, к которому я был приписан в мирное время, – во Фрайбургском полку полевой артиллерии. Потом я стал кадровым офицером. За поражением в 1918 году последовал двухлетний переходный период, бывший сродни гражданской войне, во время которого, 2 декабря 1919 года, я женился на П. Затем два года учебы в кавалерийском училище в Ганновере, мой перевод в кавалерию и одиннадцать мирных лет службы в Канштаттерском кавалерийском полку. За это время у нас родились сын и дочь. Потом краткая служба в Ганновере, где мне, адъютанту кавалерийской бригады, настолько нечем было занять себя, что мы поселились в деревне под одной крышей с лошадьми в самом центре охотничьего хозяйства. После этого меня перевели в Берлин, там было четыре года напряженной службы в инспекции кавалерии до тех пор, пока в 1938 году я не принял командование кавалерийским полком в Геттингене.
Таким образом, я ни разу не закончил полностью курса ни одного военного училища. При сдаче необходимого экзамена меня сочли слишком старым, чтобы начинать карьеру офицера Генерального штаба. Я так обрадовался, что расстанусь с трудностями постоянных перемен места жительства и смогу остаться со своими лошадьми! Купив дом в пригороде Канштатта, я год наслаждался там мирной жизнью.
Среди армейских офицеров редко встретишь хороших наставников. Одним из них был мой командир эскадрона барон Гейр фон Швеппенбург, а другим – мой полковой командир барон Вейкс. Оба были людьми незаурядными. Гейр оказался во всех отношениях современным и неортодоксальным командиром. Многие считали его лучшим специалистом сухопутных войск в области боевой подготовки. У него была привычка проводить даже самые незначительные учения в реальной боевой обстановке; проводил он их в основном по ночам, а после учений главный упор делал на то, чтобы подчиненные высказывали по ним критические замечания. Будучи накануне Второй мировой войны германским военным атташе в Лондоне, он своевременно предостерегал нас от недооценки англичан. Во время Польской кампании Гейр особо отличился в качестве командира танковой дивизии.
Барон Вейкс был спокойным, вызывающим доверие человеком, которого очень уважали все сослуживцы. Подобно Гейру, он был прирожденным лидером. Оба этих человека презирали окружение Гитлера и полностью осознавали опасность, грозящую нашей стране.
Созданный Сектом рейхсвер[7] представлял собой хорошо сплоченные войска, почти полностью состоящие из преданных солдат, оставшихся на действительной службе. Ныне офицеры не продвигались по службе за счет своего высокого социального положения, что часто являлось основным критерием во времена монархии. Рейхсвер упрекали в том, что он создал государство в государстве, так же как прусских военных обвиняли в создании собственного государства или, по крайней мере, в господстве над ним. Говорят, что изолированность рейхсвера подорвала демократические основы Веймарской республики. Армия не стала составной частью государства. Многое из этого было правдой. Веймарская республика, подобно рейхсверу, стала объектом давления со стороны как крайне правых, так и левых. Между такими жерновами ни одна подлинная демократия не могла бы стать процветающей. Рейхсвер оставался лояльным к центристским правительственным коалициям. Правда, многие офицеры были реакционерами и склонялись к монархии, но они не одобряли государственный переворот или объединение с партиями и группировками, враждебными государственной власти. Они брали пример с Секта. Он служил образцом, которому не было равных, – аристократ, осмотрительный, образованный, элегантный, состоятельный и, благодаря своему положению, не подвергавшийся критике со стороны военных. Его отношение к явно недалекому, но разумному военному министру Гесслеру было довольно прохладным и нелюбезным, поэтому он не мог дать офицерскому корпусу пример подчинения военных дел политической власти.
