Книга Дневник пленного немецкого летчика. Сражаясь на стороне врага. 1942-1948 - Генрих фон Айнзидель

Мне пришлось пожалеть, что во время обучения в военном училище я не проявлял особого интереса к тактике сухопутных войск. Но даже без этих знаний я мог представить себе, какую гигантскую армию перебрасывали теперь русские в район Сталинграда.

Наконец в то самое утро офицеров выгрузили из вагонов. У нас было всего несколько секунд на то, чтобы попрощаться с товарищами, попытаться сообщить им свои имена, оставить свой адрес. Потом дверь в вагон с лязгом снова захлопнулась, и наших товарищей повезли дальше. Поезд продолжил путь дальше на север, в направлении, в котором мы ехали предыдущие три недели. Мы не имели представления, где оказались. По моим подсчетам, это место располагалось где-то западнее Волги, но другие возражали, что в таком случае мы успели бы заметить, как переезжаем реку.

После товарного эшелона мы проехали несколько часов в пассажирском поезде, но вскоре всем нам приказали снова выходить. Охранники заставили нас нести свой багаж, состоявший из неподъемных мешков с продуктами — хлебом, колбасой, сахаром, рыбой, салом, крупой — нашими пайками, которых мы так и не получили. Пройдя несколько километров, мы остановились на пригорке, о котором я уже упоминал. Я жадно пожирал глазами огромную равнину, растянувшуюся перед нами, пытаясь определить, куда мы попали. Повсюду взгляд упирался в обширные картофельные поля, протянувшиеся между островками осеннего леса. Тут и там среди цветной листвы берез или темной тени хвойных деревьев тянулись вверх белые купола церквей. Подобно свечам вверх, в яркое осеннее небо, тянулся дым многочисленных костров, на которых люди жарили картошку. Это было похоже на Силезию или Померанию. Но я старался не думать об этом: тоска по дому может замучить до смерти.

Ко мне направился старший конвоя. Он носил синюю фуражку, указывавшую на его принадлежность к бригаде НКВД, которой поручалось охранять и конвоировать военнопленных.

— Вот, — проговорил он, указывая на одну из церквей, — лагерь находится в шести километрах. Там вы сможете поесть, помыться, побриться и выспаться.

Каждое слово он сопровождал соответствующим жестом, так что мы понимали все, что он говорил. Потом он что-то сказал своим подчиненным, и нам дали еду, да такую, о которой мы не могли думать даже в наших самых смелых мечтах. Но сначала нам пришлось заверить главного конвоира, что мы ничего не имеем против него, что с нами обращались достойно и что сам он хороший человек.

Вскоре наши мешки исчезли в близлежащей деревне. Конвоиры, которые отнесли их, вернулись с несколькими бутылками водки. Теперь нам стало понятно, почему нам пришлось голодать. Мысленно я уже приготовил в уме жалобу, с которой намеревался обратиться к коменданту лагеря.

По дороге в лагерь мы не встретили ни одной души. То место, как сказал нам мальчик-крестьянин, называлось монастырь Оранки, и находилось оно где-то близ города Горького к западу от Волги. Вскоре мы подошли к воротам. По одному нас провели через караульное помещение на территорию лагеря. Охранники были очень злы, так как им не удалось найти у нас ничего такого, что стоило бы присвоить. Церковь монастыря, белый цвет которой казался таким манящим издалека, на самом деле оказалась мрачным полуразрушенным зданием, которое использовалось как сарай.

Пленные из этого лагеря принесли деревянные миски, деревянные ложки и два котла с супом и кашей. Они не сказали нам ни слова. Эти люди двигались как автоматы, усталой походкой теней, были одеты в оборванные мундиры. Они смотрели вокруг настороженными взглядами. В их присутствии даже залитая солнцем улица казалась мрачной и серой. Мы, вновь прибывшие, молчали, чувствуя себя неуютно. После того как с едой было покончено, к нам подошел человек в гражданском. На нем была поношенная фуражка с козырьком, а на крючковатом носе красовались очки с дужками, скрепленными проволокой. В кривых желтых зубах он держал карикатурно выглядевшую изжеванную трубку, потерявшую свой цвет. На мужчине было испачканное черное пальто с побитым молью меховым воротником.

— Все итальянцы? — спросил он на немецком языке.

Итальянцы указали на меня:

— Один немец.

— Пойдемте со мной, — приказал незнакомец. — Ваше звание?

— Лейтенант.

— О, офицер, — проговорил он, и в его голосе послышалось злобное торжество. — Вы выглядите не слишком элегантно. Где ваш мундир? Почему вы такой грязный?

После этих слов я потерял терпение.

— А как, по-вашему, я должен выглядеть, если все мои вещи, вплоть до носового платка, были украдены? Если мы не мылись целый месяц? Если меня обрили наголо, мы голодали три недели, потому что охране были нужны наши пайки, чтобы купить себе водку? Правда, прошлой ночью нам попытались заткнуть рот колбасой. Я протестую против такого обращения.

— Итак, вы протестуете. Ваше имя?

— Граф Айнзидель.

— А, вы тот самый парень, который написал листовку там, под Сталинградом, не так ли?

— Откуда вы знаете? — удивленно спросил я.

— Скоро вы узнаете откуда. А пока идите в баню и смойте вшей, а после этого спросите меня. Меня зовут комиссар Вагнер.

Но мне тогда так и не пришлось даже увидеть баню. За мной пришел конвоир, который повел меня в одно из зданий с толстыми стенами, где размещался монастырь. Он провел меня в подвал, поочередно открывая и закрывая мощные железные двери, а потом втолкнул меня в темную камеру. Слава богу, я оказался там не один. Десять дней заключения за то, что обменял деревянный ящик овсяной крупы на табак, получил унтер-офицер, работавший в лагерной кухне. Он благодарил ангела-хранителя за то, что получил это наказание. В камере было тепло, друзья с кухни не забывали о нем, ему не приходилось работать, а тут еще появился свежий человек, которому можно задавать вопросы.

— Когда кончится эта война? Попадем ли мы домой до Рождества? Правда ли, что русские вот-вот сдадутся?

Сначала я решил, что этот парень сумасшедший.

— Домой до Рождества? С чего вы это взяли? Война будет продолжаться еще несколько лет, и можно только гадать, кто в ней победит. Единственное, что понятно, — это то, что Германия потерпит поражение.

— Вы, наверное, антифашист, — заявил мой сокамерник. — Откуда вы взялись?

— Что такое антифашист? Я — летчик-истребитель, сбитый под Сталинградом месяц назад.

— Ну, если немецкие летчики уже летают над Сталинградом, то русским очень скоро придет конец.

— Там не только летают наши летчики. Может быть, сам город успел уже пасть. Когда меня взяли в плен, наши танки находились на самых подступах к нему.

— Ну вот, видите. Значит, скорее всего, к Рождеству все мы будем дома.

— Хорошо, — сдался я, — если вы так верите в это, то продолжайте так думать, но, полагаю, вам следует поздравить себя, если вы попадете домой к Рождеству 1944 года. И все же объясните мне, что вы понимаете под словом «антифашист». И кто тот человек в фуражке и разбитых очках, он еще хорошо говорит на немецком. Что происходит в этом лагере и почему остальные пленные не захотели говорить с нами, когда нас привели сюда?