Книга Саблями крещенные - Богдан Сушинский

* * *

Оссолинский устало откинулся на спинку походного кресла и несколько минут сидел, бездумно запрокинув голову и всматриваясь слезящимися близорукими глазами в поднебесную высь.

— Остерегаетесь? — не удержался король, решив, что времени для размышлений у него было предостаточно. — Боитесь нажить себе среди сенаторов еще больше врагов, чем их имеется сейчас?

— Я всегда предпочитал реально оценивать риск, с которым приходится сталкиваться не только мне, но и Речи Посполитой.

Король понимающе помолчал. Он знал: Оссолинский достаточно трезв и осторожен, чтобы не отличить сдержанную дипломатию от необузданной авантюры. Тем не менее что-то нужно было предпринимать, причем делать это срочно.

— На сей раз степень риска вам хорошо известна. Что предпринимаем?

— Надо решить, каким образом будем вызывать сюда казацкую старшину.

— Вот этого делать нельзя. Тут уж сенаторы действительно всполошатся. Вы обязаны сами отправиться в Украину. Причем как можно скорее. И никто не должен знать, что вы везете с собой эту «Привилегию» и вообще какова ваша миссия. Представим вашу поездку так, будто вы отправились для рассмотрения нескольких жалоб местных дворян.

— За этим дело не станет. Продумаем. Тем более что жалоб действительно хватает. Кому я должен буду вручить булаву гетмана и королевскую хоругвь?

— А к IV, ому бы вручили, будь ваша воля? — едва заметно улыбнулся Владислав IV, и канцлер понял: это не просто любопытство, это — испытание на мудрость и единомыслие.

Оссолинский вновь запрокинул голову и вгляделся в молчаливые, холодные, совершенно безразличные ко всему, что происходит сейчас на земле, небеса. Словно искал в их глубинах подсказку.

— Если учесть, что есть только два достойных воина — Богдан Хмельницкий и полковник Иван Барабаш… [7] — с…разу же сузил круг претендентов коронный канцлер. — То становится ясно, что выбор небольшой.

— Был бы жив господин Сагайдачный, выбирать вообще не приходилось бы.

— Слишком уж преждевременно он ушел, — прокряхтел Оссолинский. — Слишком уж не вовремя. Хотя… кто из нас уходит «вовремя»? На моем месте любой коронный канцлер, заботящийся о мире и спокойствии значительной части подвластной вам земли, облобызался бы с полковником Барабашем. Не столь учен, как Хмельницкий, но и не столь хитер.

— Ну-ну?… — подбодрил король.

— Не настолько искушен в военных делах, однако же и не настолько влиятелен среди казаков, чтобы учинить бунт и выйти из-под власти польской короны. К тому же он — армянин.

— Да? Это действительно так?! Оказывается, он не украинец?! Он — армянин? Этого я не знал.

— Потому-то и судьба приютившей его земли не столь близка душе Барабаша, чтобы, ради нескольких привилегий для местного казачества и крестьянства, он готов был рисковать не только головой — к чему успел привыкнуть, но, что намного непривычнее и страшнее для него, — булавой гетмана. А значит, богатством, славой, властью. Известно, что даже самые заядлые из казачьих рубак с булавой расстаются куда труднее, чем с головой.

— Так, значит, он армянин? — мрачно смотрел себе под ноги король, размышляя уже о чем-то своем. — Это заставляет по-иному взглянуть на его соперничество с Хмельницким и на наш выбор. Если только ваши сведения верны.

— Никаких сомнений. Сведения о нем получены от моего тайного советника.

— То есть от Коронного Карлика, — скептически ухмыльнулся король.

— Простите, ваше величество, но я привык воспринимать его всерьез. Он сам приучил меня к этому.

— Не смею возражать. Тем более — сомневаться, — все с той же саркастической улыбкой повинился король. — Вездесущ ваш Коронный Карлик, признаю: вездесущ…

— Он обязан быть таким.

— Как давно этот Барабаш обитает в Запорожье? — вдруг несколько раздраженно поинтересовался король.

— Он был похищен казаками еще в детстве. Во время одного из походов. Так на Сечи и вырос. Но дело не в этом…

— В этом — тоже, — перебил его король. — Тут все нужно учитывать, буквально все. Итак, вы считаете, что булава должна быть вручена именно этому полковнику?

— Нет. Зачем торопиться?

Брови короля стремительно поползли вверх, розовато-кровянистые глаза рванулись из орбит.

— Кому же?

— Хмельницкому.

— Потому что этого требую я?

— Потому что в Украине нам нужен воин, а не ревностный блюститель указов Его Величества. Прежде всего, воин. Ибо никто еще в казачьей стороне не сумел добыть себе ни славы, ни авторитета чтением королевских привилегий. До сих пор их добывали только саблей, только мудростью полководца.

На том берегу показался разъезд гусар, осматривавших окрестные заросли и овраги. Даже здесь, в центре Польши, никто не мог полагаться на абсолютную безопасность монарха.

— Теперь вы понимаете, почему я решил, что поехать в Украину должны именно вы? — решительно поднялся король.

— Начинаю понимать, — скромно подтвердил Оссолинский, медленно поднимаясь вслед за монархом. Он был единственным, кому в присутствии короля позволялось сидеть, но не в тех ситуациях, когда он вставал.

— Это услуга не только мне, но и всей Речи Посполитой.

— Всякая услуга королю является услугой Речи Посполитой, — вежливо подправил его канцлер. — Именно поэтому, с вашего позволения, я оставлю вас сейчас же.

Король многозначительно помолчал и, вместо прощальных слов, произнес:

— Жду вас с вестями из Украины, князь.

11

Картина, которую Мазарини застал в рабочем кабинете королевы, вполне соответствовала всему тому, что происходило в «овдовевшем» французском королевстве после смерти Людовика XIII. Королева нервно металась между окном и воинственной, закованной в латы статуей рыцаря, а живой рыцарь, вальяжно развалясь, сидел в кресле — и это в присутствии королевы! — и мрачно цедил вино из огромного серебряного кубка, удерживать в руке который было ничуть не легче, чем тяжелую провансальскую алебарду.

— Похоже, мы опять куда-то наступаем, Ваше Величество? — обратился Мазарини к королеве. На низеньком столике стояли еще два кубка, и кардинал, не раздумывая, взял один из них. — Королевский двор не поспевает за обозом уходящих за Пиренеи испанских легионеров?