Книга Тайна 13 апостола - Мишель Бенуа

— Конгрегация должна следить за тем, чтобы преподаватель — богослов не допускал вольностей, толкуя священное писание. И этот монах будет не первым, кого призовут к порядку.

Если бы кто-то наблюдал за происходящим, он почувствовал бы, как усмехнулись собравшиеся.

— …но обстоятельства сложились исключительные. Отец Андрей был высокообразован и одарен острым, пытливым умом. Сам он уже не сможет причинить вреда, но что он успел передать своему ученику, отцу Нилу? Судя по донесению отца настоятеля, их связывала тесная дружба, что для аббатства и само по себе явление прискорбное. Иначе говоря, вопрос в том, заразился ли отец Нил теми же пагубными идеями? У нас пока не было способа выяснить это.

Один из братьев приподнял сложенные руки:

— Скажите, брат ректор, этот отец Нил… Ему, случаем, не приходится тоже путешествовать Римским экспрессом?

— Разумеется, это можно было бы устроить. Но о втором самоубийстве в том же аббатстве нечего и думать. Тут уж нам не убедить ни французское правительство, ни общественность. Однако же дело не терпит отлагательства. Этот монах регулярно читает лекции и, похоже, решил поделиться со студентами некоторыми своими выводами. Что это за выводы, мы не знаем, но не стоит рисковать; кардинал возлагает большие надежды на схоластикат монастыря Сен-Мартен и хочет, чтобы он был совершенно безупречен.

— Что вы предлагаете?

Ректор сел, спрятав руки в рукава стихаря.

— Пока не знаю. Необходимо, и притом немедленно, выяснить, что известно этому монаху, и, если он еще не докопался до чего-то серьезного, нужно выяснить, до чего он способен дойти своим умом. Я буду держать вас в курсе.

Он выдержал паузу, устремив напряженный взгляд на распятие, на слоновой кости которого темнела кровь. Следующий вопрос был потруднее, и приступать к нему следовало с большой осторожностью.

— Ни один из вас не знает ничего или почти ничего о брате, сидящем рядом. Таким образом, лишь на меня одного ложится тяжелая обязанность оберегать наш Союз.

Ректор Союза Святого Пия V назначается пожизненно. И только он один знает имена остальных одиннадцати братьев. Они же знают лишь его одного. Когда он чувствует приближение кончины, то сам избирает своего преемника среди братьев. Начиная с 1570 года большинство ректоров были достаточно благоразумны, чтобы умереть до наступления старческого слабоумия. Подчас, конечно, приходилось помогать тем, кто дорожил своей жизнью больше, чем служением Учителю. Дееспособность главы Союза находилась под неусыпным контролем Одиннадцати. И сам ректор, в свою очередь, следил за тем, чтобы никто из братьев не нарушал Устава. Если же такое случалось, то с провинившимся поступали вполне определенным образом. Для подобных случаев существовала особая процедура, которую и предстояло сейчас применить по отношению к одному из братьев.

— Как ни горько это признавать, но оказалось, что один из нас не способен более соблюдать наше главное требование — не разглашать информацию о делах Союза. Преклонный возраст, несомненно, притупил его бдительность.

Один из собравшихся вздрогнул, рукава стихаря соскользнули, обнажив костлявые руки со вздувшимися венами:

— Прикройтесь, брат! Итак, вам известен порядок. С сегодняшнего вечера мы все должны посвятить себя посту, молитве и суровому покаянию, как полагается перед тем, как один из нас завершит свои земные дела. Мы должны помочь нашему брату подойти к последнему порогу. Накануне следующего собрания объявляется строжайший пост, а с этого дня самобичевание хлыстом во время утреннего и вечернего чтения молитвы «Помилуй меня, Боже» или чаще. Ведь мы испытываем искреннюю привязанность к нашему брату, долгое время разделявшему с нами бремя ответственности, а теперь ему предстоит нас покинуть.

Кальфо не любил эту процедуру. Он устремил исступленный взор на распятие. С тех пор как он возглавил Союз, здесь еще и не такое происходило…

— Благодарю вас. Посвятим же оставшееся до следующего собрания время тому, чтобы тайно, но со всем усердием проявить любовь к нашему брату.

Братья встали и направились к бронированной двери в дальнем конце зала.

13

Евангелия от Матфея и Иоанна

Восходящее солнце пасхальной субботы коснулось черепицы крытой галереи вокруг имплювиума — мощеного камнем бассейна для сбора дождевой воды. Дом был построен в римском стиле, как и пристало жилищу богатого иудея. Домохозяин, измученный событиями двух последних дней, когда все надежды разом обратились в прах, присел на бортик бассейна и тяжко вздохнул. Иисуса выдали Пилату, вчера в полдень он был распят… это не просто удар, это кошмарное поражение.

Одиннадцать, словно перепуганное стадо, сгрудились в высокой зале. Надо идти туда. Собравшись наконец с духом, он стал медленно подниматься на второй этаж. Толкнул дверь — ту самую, порог которой Иуда переступил тогда, в четверг вечером. В просторной зале горел лишь один простой светильник. Он различил силуэты людей, сидевших на полу. Все молчали. Одиннадцать объятых ужасом галилеян, что прячутся здесь, — вот и все, что осталось от мечты о новом Израиле.

Один из них, отделившись от стены, приблизился к нему.

— Ну что?

Петр смотрел с презрением.

«Он никогда не смирится с поражением и, даже скрываясь под моим кровом, не признает, что чем-то мне обязан, — как прежде не желал признавать особых отношений между мною и Иисусом».

— Вчера вечером Пилат разрешил снять Иисуса с креста. Было уже слишком поздно, чтобы совершить похоронный обряд, тело временно поместили в ближайший склеп, который принадлежит Иосифу Аримафейскому — он из сочувствующих.

— Кто переносил тело?

— Никодим, он нес за плечи, Иосиф за ноги. И еще там было несколько женщин-плакальщиц — Мария из Магдалы с подругами, мы их знаем.

Петр сжал кулаки:

— Какой позор, какая… какая низость! В последний путь покойного должны проводить члены его семьи! А там не было ни Марии, ни Иакова, его брата! Никого, кроме просто сочувствующих! Учитель умер, как собака.

Домохозяин насмешливо посмотрел на него:

— Разве Мария, его мать, или Иаков и другие его братья или сестры виноваты в том, что вы готовились к бунту? Или в том, что в течение нескольких часов все так ужасно переменилось? Кто повинен в том, что Каиафа солгал и приказал отвести Иисуса к Пилату? И что распяли его без промедления, без суда? Кого во всем этом винить?

Петр опустил голову. Это именно он задумал восстание, связавшись с друзьями — зелотами, и он же уговорил Иуду взяться за такое грязное дело. Он понимал, что вся вина на нем, но признаться в этом не мог. Особенно перед лицом самозванца, который тем временем продолжал обличать его.

— А где был ты, когда Иисуса укладывали на крест, когда ему в запястья вбивали гвозди? Я-то был там вчера в полдень, прятался в толпе. Я слышал эти страшные удары молотка, видел, как кровь и вода хлынули из раны, когда легионер добил его копьем, Я здесь единственный, кто может подтвердить, что Иисус Назареянин умер как человек, без единой жалобы или упрека нам, толкнувшим его в западню. А вы все — где были вы?