Книга Ярость ацтека - Гэри Дженнингс

Жизнь Ракель, разом лишившейся и отца, и состояния, разительно переменилась. Поскольку содержать особняк им со скорбящей матерью было не по карману, они перебрались в маленький домик, оставив только одну служанку. Ну и в довершение всего Ракель уже не была девственницей.

Угораздило же меня соблазнить ее! Вот теперь и приходится прятать глаза от взгляда, вопрошающего, куда же подевались все мои клятвы и заверения в вечной преданности. Да пропади оно пропадом, не мог же я знать, как все обернется. Тогда я и вправду думал, что имею дело со своей будущей женой... Да и вообще, приличная девушка должна сопротивляться, даже если на ее честь покушается жених.

Правда, в остальном все обернулось к лучшему, по крайней мере для меня. Вскоре приехала Изабелла, мой ангел, и как только я ее увидел, то понял, сразу понял – она должна стать моей.

Однако печальные глаза Ракель продолжали преследовать меня, не давая покоя. ¡Dios es Dios! Как Бог свят, женщин у меня было множество, особливо всяческих распутниц, но ни у одной из них не было таких молчаливо страдающих глаз.

И этот ее взгляд будет преследовать меня до гробовой доски.

5

Я ехал на Урагане по узким людным улицам, направляясь к paseo, прогулочной аллее, что располагалась в парке на городской окраине. Как и в двух знаменитых парках Мехико, столицы Новой Испании (они назывались Аламеда и Пасео-де-Букарели), на променаде в Гуанахуато вовсю красовались богатые молоденькие сеньориты в роскошных экипажах и кабальеро верхом на породистых лошадях. Обычно я направлялся туда во второй половине дня, чтобы показать себя и своего великолепного коня перед светскими дамами и девицами, которые, прикрываясь китайскими шелковыми веерами, кокетливо хихикали в окошках карет, оценивая мужскую стать кабальеро.

Несмотря на вполне приличные размеры Гуанахуато, просторный парк с променадом никак не мог располагаться в его центре, ибо в отличие от столицы наш город стоял не на равнине, а у схождения трех ущелий в гористой местности, на высоте семи тысяч футов: не забывайте, что здесь находились рудники.

Поскольку в сезон дождей наш город основательно заливало потоками с более высоких склонов, индейцы прозвали его «Лягушатником»: дескать, раздолье в таком месте одним только лягушкам.

Продуваемые ветрами узкие улочки Гуанахуато зачастую представляли собой взбиравшиеся по склонам лестницы, состоявшие из грубых каменных ступеней. Правда, на ровном месте эти так называемые callejones, проулки, переходили в настоящие улицы, обрамленные великолепными зданиями из камня, добытого в окрестных cantera, каменоломнях.

Гуанахуато славился по всей Новой Испании своей величественной La Valenciana, Валенсийской церковью. Алтарь и кафедру храма украшала искуснейшая резьба, однако главной достопримечательностью города считался вовсе не собор, а нечто сугубо мирское. Я имею в виду прославленную Veta Madre, «Материнскую жилу»: так назывались богатейшие залежи серебра в Новой Испании, а может быть, и во всем мире.

Уступавший по численности жителей одной только столице, наш город, вместе с окрестностями и прилежащими рудниками, мог похвастаться населением в семьдесят с лишним тысяч человек. По богатству и значимости Гуанахуато занимал третье место среди городов обеих Америк и уступал лишь Мехико и Гаване. Даже Нью-Йорк – этот огромный город в той стране, что лежит к северо-востоку и еще во времена моего детства объявила о своей независимости от Британии, – не мог сравниться с тремя великими городами испанской колониальной империи.

Гуанахуато представлял собой центр провинции, богатой не только находившимися в основном на северо-западе копями, но и пастбищами, где пасся многочисленный скот, тучными нивами, процветающими гасиендами и изысканными храмами в стиле барокко. Пусть край наш и не лежал в долине Мешико, но все же примыкал к ней, составляя часть обширного пространства, именовавшегося Мексиканским плато. Сама же Новая Испания простиралась от Панамского перешейка далеко на север, до земель Калифорния и Новая Мексика, с их бесплодными, засушливыми пустынями.

Всего в колонии проживало около шести миллионов человек, причем большая часть их была сосредоточена на центральном плато. Мне говорили, будто бы все население территории, известной как Соединенные Штаты (единственной независимой страны обеих Америк), уступало бы населению Новой Испании, если бы северяне не привезли из Африки миллион черных рабов.

Что же за люди проживали в Новой Испании? Примерно половина из них – около трех миллионов – являлись чистокровными индейцами, представителями народов, которые в куда большем количестве, нежели сейчас, населяли эту землю до случившегося почти три века назад вторжения Кортеса.

Метисов – потомков индейцев и испанцев – было примерно вдвое меньше; мулатов, то есть тех, среди чьих предков были африканцы, еще меньше; а небольшое количество chinos, желтокожих выходцев из той таинственной страны за Тихим океаном, которую называли Катай, можно было не принимать в расчет. Зато креолов – чистокровных, но родившихся в колонии испанцев – насчитывалось около миллиона, и большая часть рудников, гасиенд и торговых предприятий принадлежала именно им.

Гачупинос, в числе которых по воле Божьей и прихоти переменчивой сеньоры Фортуны выпало оказаться и мне, являлись хотя и самой малочисленной, однако наиболее влиятельной общественной группой в Новой Испании. Да, нас насчитывалось всего тысяч десять, ничтожная доля от общей цифры в шесть миллионов, но именно нам Господь и корона покровительствовали в первую очередь. Нам принадлежали высшие посты в гражданском и военном управлении, мы занимали ключевые должности в судах, полиции, церкви и коммерции.

Гордые и алчные носители острых как бритва шпор, мы вонзали эти шпоры не только в бока ацтеков, метисов и им подобных – всех, кого огульно причисляли к пеонам. Доставалось и гордым креолам, которым оставалось лишь мечтать о тех днях, когда текущая в их жилах испанская кровь сделает их равными нам, гачупинос.

Чистота крови, limpieza de sangre, значила в колонии гораздо больше, чем деньги, ум, красота, манеры, успех у женщин или искусное владение оружием; именно она в первую очередь определяла положение человека в обществе. И в этом отношении мне повезло: моя кровь была pureza, то есть чистейшая. И если бы не это обстоятельство, мало что отличало бы меня от пеонов.

Считалось, что превосходство крови установлено самим Богом, дабы различать людей, даже обладающих одним цветом кожи и говорящих на одном языке. Vaquero с гасиенды может быть прекрасным наездником и бить влет птицу на полном скаку, обладать умением сладить с капризной красавицей и норовистой кобылицей, однако при всех своих достоинствах он – лишь пеон и никогда не сможет стать кабальеро. Ибо кабальеро, этот рыцарь Старого и Нового Света, должен иметь pureza de sangre, чистую испанскую кровь.

Чистота крови ценилась гораздо выше, чем богатство или принадлежность к старинному дворянскому роду. Эта традиция возникла и закрепилась за те столетия, на протяжении которых Иберийский полуостров являлся полем боя между христианами и неверными – то есть последователями Аллаха, которых мы именуем маврами. Соответственно, носители мавританской крови считались неполноценными в метрополии, так же как метисы в колониях. Даже цвет кожи был не столь важен, как pureza de sangre. Хотя испанцы и именовали себя белыми людьми, по-настоящему светлую кожу имели лишь очень немногие из них. Тысячелетиями Иберийский полуостров населяли представители самых разных народов, племен и культур, и потомки их имели множество оттенков цвета кожи и волос.