Книга Нежный шантаж - Шэрон Кендрик

Никого не встретив по пути, они добрались до ее комнаты, все еще слыша музыку, смех и обрывки разговоров в саду.

– Ну так, – начала Ива, прислоняясь к двери, смущенно взглянув на букет невесты, что все еще держала в руке, и быстро отложила его в сторону, – и что дальше?

Если бы он только мог забыть все, что успел узнать, и с чистой совестью заняться тем, о чем весь день мечтал!

Данте присел на подоконник.

– Свадьба тебе понравилась? – спросил он осторожно.

Сняв цветочный венок, Ива положила его на стол.

– В общем да. – Она принялась вынимать из волос заколки, рассыпав роскошные пряди по плечам. – А тебе?

– Не очень, но я вообще свадьбы не особо люблю.

– Ладно, в любом случае все уже закончилось. Так что ее уже можно выкинуть из головы.

Она пошла к нему, слегка покачиваясь, и Данте сразу понял, что нужно ее остановить. Пока он не успел сделать ничего такого, о чем потом придется жалеть. Но как же сложно отказать такой женщине… Было в ней нечто чистое и нетронутое, что совершенно не вязалось с голодным взглядом. Словно маленькая девочка решила поиграть в роковую обольстительницу.

Он покачал головой:

– Ива, не надо.

Но она все равно подошла, закинула руки ему на шею и изогнулась всем телом так, что не поцеловать ее было невыносимо сложно.

Данте прикрыл глаза, словно надеясь, что это поможет устоять перед искушением, но, как и следовало ожидать, не помогло. Тактильные ощущения были ничуть не слабее зрительных, да к тому же Ива явно сочла это приглашением и легонько коснулась губами его губ. Тихонько застонав, он вздрогнул и, не выдержав, углубил поцелуй, а когда ее руки суматошно стали шарить по его телу, ему не осталось ничего иного, как в ответ приласкать и ее.

Пока она развязывала ему галстук, Данте гладил атласное платье, а потом, словно на автопилоте, подхватил ее на руки и отнес на кровать. И стоило ему пробиться сквозь атлас к нежной груди, как она выдохнула его имя, и он едва не кончил на месте.

Да что с ним не так? Что плохого в том, чтобы взять женщину, заставив ее стонать от наслаждения, тем более что они оба отчаянно этого жаждут? Почему бы не закончить этот день чем-то хорошим вроде безрассудного секса без лишних сложностей?

Вот только безрассудно и без сложностей не получится. Только не после того, что он узнал. И не когда она так уязвима. Он просто не может обращаться с ней так, как привык обращаться с остальными женщинами. Он не может просто ее раздеть и довести до блаженства, чтобы взять желаемое и спокойно уйти. Ей слишком через многое довелось пройти, чтобы использовать ее и бросить.

Огромным усилием воли Данте заставил себя вернуться к окну, за которым во тьме мерцали китайские фонарики. Прямо под окном кто-то приглушенно говорил, но слова быстро затихли, и что-то подсказало ему, что от слов пара перешла к поцелуям. Неужели он завидует? Завидует, что не может забыть услышанное и спокойно целовать желанную женщину?

Глубоко вдохнув, он заставил себя успокоиться и повернулся к Иве:

– Почему ты не сказала, что серьезно болела?

Сперва Ива разозлилась. Разозлилась на отца и Доминика за то, что им понадобилось упоминать об этом в речах, и на самого Данте за то, что в его тоне вдруг появилась непривычная мягкость. Потому что она не хотела мягкости, она хотела голодной страсти и огня, хотела, чтобы он вновь лез ей под одежду, словно мечтал лишь о том, чтобы добраться до ее тела.

– А зачем? В детстве я перенесла лейкоз, и что с того?

– А то.

– Если только люди сами раздувают из мухи слона. К тому же я в любом случае вылечилась и теперь ничем не отличаюсь ни от тебя, ни от остальных. А что, по-твоему, я должна была сделать? Рассказать о лекарствах, побочных эффектах, выпадавших волосах и о том, как сложно было удержать еду в желудке? Обычно мужчин такие вступления не слишком привлекают. И зачем отцу с Домиником вообще понадобилось об этом вспоминать?

– Наверное, я и сам мог бы догадаться. Стоило нам сюда приехать, и у меня сразу же возникли определенные подозрения.

– Подозрения? – переспросила она зло.

– Конечно. Я гадал, почему твои сестры относятся ко мне как к огромному злобному троллю, а над тобой буквально трясутся.

– Когда-то я была сильно больна, но это в прошлом. О чем еще тут говорить?

– Но все же немного сложней? Верно?

Ива мгновенно заледенела, но сразу же заверила себя, что он не может знать ее главную тайну. Ее главный страх. Нельзя же быть настолько проницательным, а сама она никогда и ни с кем этого не обсуждала.

– О чем ты?

Данте прищурился.

– Что-то мне подсказывает, что ты еще ни разу не приводила сюда мужчину. Верно?

Чувствуя себя униженной, Ива на мгновение возненавидела Данте Дишона. Да еще этот взгляд… В его глазах ясно читались тревога и беспокойство, а она по-прежнему хотела видеть в них лишь желание… Так, хватит. Ни к чему этот разговор. Болезнь осталась в прошлом, а у них есть дела поважнее.

– И как ты это определил?

– Так, что каждый раз, когда меня кому-нибудь представляли в качестве твоего спутника, они явно удивлялись. Я знаю, что у меня есть определенная репутация, но здесь все реагировали на меня как на самого дьявола во плоти.

На секунду ей захотелось соврать. Сказать, что он всего лишь очередной мужчина, ничем не выделяющийся на фоне ее бесконечных ухажеров. Но к чему что-то из себя строить, когда обман неминуемо раскроют? Ведь она всего лишь хочет, чтобы вернулась возникшая между ними теплота и он продолжил ее целовать. Она не рассчитывала ни на что длительное, прекрасно понимая, что не вправе ничего требовать, а хотела лишь вновь очутиться в его объятиях.

Она вспомнила ту дерзкую, смело флиртующую Иву, какой была с ним в аэропорту и какой никогда не отваживалась быть прежде. Тогда она ему понравилась, верно же?

– Не думала, что ты из тех, кого заботят все подробности женского прошлого.

– И ты не ошиблась, – неохотно признал Данте.

– Тогда к чему это все?

Поднявшись с кровати, она завела руку за спину и расстегнула молнию, позволив платью упасть атласной лужицей у ее ног.

Она еще ни разу в жизни не стояла перед мужчиной в одном белье и порой гадала, что при этом почувствует. Смущение или раскованность? Но на нее все еще действовало выпитое шампанское, а Данте едва ли не поморщился так, словно его пытали, так что ни о какой раскованности и речи быть не могло.

Ей всю жизнь твердили, что ей стоило бы побольше есть, но, поработав в модной индустрии, она давно поняла, что, когда на тебе лишь бюстгальтер и трусики, худоба весьма привлекательна. Она видела, как Данте сосредоточился на ее груди, прикрытой белым кружевом с вышитыми розочками, спустился ниже…