Книга Любви подвластно все - Джулия Энн Лонг

Виконт пожал плечами.

– О, вовсе нет. Я просто подумал, что стоит поделиться этой историей с вами. Возможно, этот случай вполне заслуживает… философского обсуждения.

– Я не уверена, что способна сейчас поддерживать философскую дискуссию, потому что в данный момент решаю сложнейшую задачу… Мне необходимо до следующей недели решить, какой нитью расшить подол платья – серебряной или кремовой. Или лучше бисером? А может, парламент окажет любезность и поставит этот вопрос на голосование? И вообще, я уверена, что ваша метафора ко мне не относится, – добавила Оливия с вызовом во взгляде.

Виконт промолчал. Лицо его по-прежнему казалось невозмутимым, но теперь уже он принялся крутить свою чашку.

– Дорогая, вы до сих пор не замужем, – проговорил он наконец. – А ведь у вас была масса возможностей…

Спустя две недели после того, как заполнила листок бумаги его именем, она исписала с обеих сторон второй. «Оливия Редмонд, Оливия Редмонд, Оливия Редмонд…» – вот что на нем было написано. Она не знала, как совладать с охватившими ее чувствами. Все это было слишком ново для нее, слишком неожиданно, слишком… огромно.

Этот листок бумаги она потом тоже бросила в огонь.

Заметив, что виконт смотрит на нее вопросительно, Оливия проговорила:

– Я еще не замужем, потому что лишь недавно познакомилась с вами.

Это было превосходно сказано, и Ланздаун, видимо оценив ее ответ, потянулся к ней и сжал ее руку. Его же рука была необычайно крепкой, теплой… и вполне реальной, потому что он, в отличие от Лайона, был здесь, рядом с ней. «Что ж, так намного лучше и безопаснее, – подумала Оливия. – А всякие безумства и безрассудство – это для совсем уж юных…»

Глава 4

Пятью годами раньше, в Суссексе, на балу в канун Рождества

– Нет-нет, Майлз, это делается вот так… – Джонатан Редмонд, ссутулившись, прислонился к стене переполненного бального зала, сунул руки в карманы и, прищурившись, свысока взглянул на молодую женщину, которая была старше его лет на пять.

Перехватив его взгляд, женщина едва заметно нахмурилась и, обмахиваясь веером, отвернулась. Было очевидно, что совсем уж юный Джонатан для нее просто не существовал.

Его брат Майлз едва удерживался от смеха.

– У тебя такой вид, будто тебя только что огрели крикетным мячом по голове. Вот, учись… Это следует делать так… – Майлз приосанился и устремил пристальный взгляд на ту же самую женщину.

Майлз Редмонд, второй сын в семье, отличался множеством превосходных качеств, но носил очки и был также слишком молод, поэтому женщина и на него не обратила внимания.

– Ну и чего ты добился? Ты выглядишь так, будто тебя мучает запор, – проворчал Джонатан. – Какая женщина польстится на это?

– Откуда ты знаешь, что не в этом секрет Лайона? – огрызнулся Майлз.

Они дружно рассмеялись. Лайон же, слышавший их разговор, с усмешкой закатил глаза. Братья постоянно насмехались над ним, и его это обычно развлекало. Постоянные насмешки друг над другом – привычное дело для братьев, что знает любой, кто имеет таковых. Братская привязанность почти всегда проявляется в виде оскорблений, тычков и все тех же насмешек, и Редмонды в этом смысле не являлись исключением.

Что же касается нынешних насмешек братьев, то они нисколько не задевали Лайона, потому что ему действительно был присущ некий особый взгляд. Стоило ему лишь задержать его на какой-либо даме на мгновение дольше, чем допускали приличия, и на щеках этой дамы вспыхивал яркий румянец.

Многие светские бездельники завидовали Лайону, ставшему в каком-то смысле выдающейся личностью. Про него также говорили, что он безо всяких усилий превосходил всех и преуспевал во всем. Но это было совсем не так, просто Лайон упорно стремился к тому, чего хотел добиться, и методично, не щадя себя, двигался к цели и в конце концов преуспевал – касалось ли это крикета, или математических расчетов, или фехтования, или стрельбы, или внимания женщины. Да, он и впрямь неизменно получал все, чего хотел, но при этом никогда не говорил о том, каких усилий ему это стоило.

Лайон от природы наделен был тонким чутьем и всегда мог определить, какое именно из своих преимуществ следовало пустить в ход, чтобы добиться успеха. Он также прекрасно понимал все преимущества неожиданности – это свойство было у Редмондов в крови. И, конечно же, он никогда не распространялся о своих любовных подвигах.

В общем, учитывая все обстоятельства, Лайон был вполне доволен своей жизнью и ничего не хотел бы в ней менять, однако уже начинал чувствовать себя призовым быком, запертым за золоченой оградой до тех пор, пока его отец, Айзея Редмонд, не сочтет, что для него настало время завести потомство, соединившись со тщательно отобранной аристократической телкой. И, судя по всему, для него намечалась леди Арабелла, дочь герцога Хексфорда. Хотя ее-то едва ли можно было назвать телкой. Сногсшибательно красивая и очень застенчивая, она конфузилась и краснела каждый раз, когда ей приходилось что-нибудь сказать.

Но на этом балу ее не было. Провинциальный бал слишком уж незначительное событие для дочери герцога. Лайон же покинул Оксфорд навсегда, однако намеревался большую часть времени проводить в фамильном особняке в Лондоне. Ведь в столице развлечений было гораздо больше, чем в крохотном городке Пеннироял-Грин, где единственным местом развлечений был трактир «Свинья и чертополох» – там мистер Калпеппер и мистер Кук вели бесконечное шахматное сражение, и было совершенно ясно, что заведение это никак не тянуло на притон, прибежище порока. Впрочем, Лайон не собирался проводить время в притонах, поскольку очень дорожил своим положением наследника и точно знал, что от него требовалось, чтобы сохранить его.

– Смотрите сюда, болваны, – обратился он к братьям. – Это делается вот так…

Десятки молодых женщин кружили по залу; многие из них были в белом, некоторые – с громкими титулами, и все они сияли радостью и были прелестны, как всегда прелестна юность, окрыленная надеждой.

Позднее Майлз утверждал: мол, он мог бы поклясться, что услышал удар гонга, когда Лайон наткнулся взглядом на нее, — но он сам мог бы назвать охватившее его в тот момент чувство паническим страхом.

Да, он боялся, что она может оказаться видением, а не реальной женщиной. А если она действительно женщина, то он, возможно, никогда не сможет ее коснуться, и тогда его жизнь станет совершенно бессмысленной. Да и захочет ли она с ним говорить? А если все-таки захочет, то сумеет ли он найти нужные слова?

Эти его страхи и опасения рассмешили бы любого, кто когда-либо встречался с ним, потому что Лайон, как и его отец, имел природный дар всегда говорить именно то, что было необходимо в каждом конкретном случае, чтобы заставить людей делать то, чего он от них хотел.

На ней было белое муслиновое платье, простое и прекрасно скроенное. Но очень многие девушки были одеты так же. Что же касается ее чудесной миниатюрной фигурки – то и множество других девиц имели фигуру не хуже. Только вот каким-то образом именно она привлекла его внимание. Привлекла настолько, что у Лайона при одном лишь взгляде на нее в груди зародилась какая-то странная тупая боль.