Книга Подвиги Ахилла - Ирина Измайлова

Профессор вот уже шесть лет жил за городом, но свой кабинет в загородном доме обставил точно по образцу городского. Только прежнюю кафельную печь заменил камин.

— Так какой это, по–твоему, век, а, Миша?

Голос у Каверина был тихий, но звучный и какой–то очень молодой. Бывало, он звонил Мише по телефону, в старые времена, когда Ларионов жил с матерью, и та кричала: «Миш! Тебя какой–то парень спрашивает!»

— Век… — Миша смутился. — Я датировал пергаменты веком пятым до нашей эры…

— Ничего подобного!

Глаза профессора сверкнули, он так и подскочил на стуле.

— Ты не побоялся датировать его этим периодом, хотя видел, что пергаменты выглядят новенькими. Сомневался, но датировал. И ты ошибся.

— Подделка? — со смешанным чувством отчаяния и сомнения воскликнул Ларионов.

— Да нет же! — крикнул Каверин, — Нет. Только это не пятый век и не шестой. В то время уже ничего подобного написать не могли. Ты прав, тогда ничего не писали. Это памятник подлинной крито–микенской культуры, и создан он, очевидно, в двенадцатом веке до нашей эры, то есть непосредственно после событий, в нем описанных.

У Михаила закружилась голова.

— Двенадцатый?! Но…

— Мишенька, — очень серьезно проговорил профессор, — вольно или невольно, ты совершил громадное, невероятное открытие. Во–первых, мы столкнулись с действительно неизвестной нам до сих пор формой древнего художественного произведения. И оно подтверждает мою догадку о подлинном уровне развития культуры крито–микенской эпохи. Эти свитки заключают в себе роман, именно роман, написанный стилем и языком, очень близким к нашему времени. Я имею в виду лексику, форму, сюжетное построение… И во–вторых — это, вероятно, подлинное описание событий, ставших первоосновой одного из самых известных и знаменитых мифов древности. Это настоящая история Троянской войны и ее героев.

— Вы думаете? — задал Михаил совсем глупый вопрос и покраснел.

Но Александр Георгиевич, казалось, не заметил ни вопроса, ни смущения своего аспиранта.

— Начало, которое ты успел прочитать и перевести, наспех, но очень неплохо, — оно, это начало, уже дает полное представление, о чем, точнее, о ком и о каком периоде идет речь. Я прочитал повесть целиком.

— Вы успели!? — ахнул Миша, — Я вам привез свитки три недели назад… Ну, чуть больше.

— Я успел уже и перевести больше половины текста, — профессор развел руками и вновь вцепился в спинку кресла, не спуская с Миши пристального взгляда своих светлых глаз, — Я просто не мог ничего больше делать. Позорно взял больничный, хотя до зимней сессии — всего ничего. Я почти не спал. Я кота не кормил больше суток! Нет, это просто фантастика! И я более, чем уверен, что писал это все один из участников, во всяком случае, один из свидетелей всех этих событий.

— И там описана вся Троянская война? Как у Гомера? — спросил Миша.

— Нет. Не как у Гомера и не как в общеизвестных вариантах мифа. Повествование начинается, если ты заметил, раньше, чем гомеровское — с детских лет главных героев. В мифологических сюжетах есть подтверждение этому изложению — и упоминание о дружбе Ахилла и Патрокла с детских лет, и обучение Ахилла кентавром Хироном.

— Но в этой… в нашей повести Хирон не кентавр!

— Ну, само собой! — глаза Каверина смеялись, хотя лицо осталось серьезным, — Мы же с тобой имеем не сказку и не легенду — это абсолютно реалистическое произведение. И там не может быть никаких кентавров, потому что их никогда не было в природе. А Хирон был. И был, видимо, на самом деле одним из величайших мудрецов своего времени. Как он по теории реинкарнации[8] двинул, а!

— Читая это, я подумал, что так рассуждал бы православный человек, — заметил Миша, бросив взгляд на несколько старых икон, поблескивающих латунными ризами в правом углу комнаты.

Профессор кивнул.

— Всякий человек, близко подошедший к пониманию Господа, Его подлинной Сути, приближается к православному сознанию. Хирон, скорее всего, искал эту Суть всю жизнь и оказался к ней вплотную. Не зря же он отвергал идею могущества языческих богов. В дальнейшем, в повести эта тема развивается неоднократно. Но сама повесть просто поразительна! В ней — все достижения современной нам литературы… Я сейчас почти закончил перевод первой книги… То есть, там нет такого деления, но логически и по смыслу оно есть, и я делаю это в переводе. Я же разделил первую книгу на несколько объединенных по смыслу частей и собираюсь сделать то же самое со второй книгой, также придумывая к частям заглавия, которых у нашего автора нет. А вот главы как таковые есть. Они обозначены отчеркиванием или пропуском — свободным местом на листе пергамента.

— Трудно было переводить? — с восхищением глядя на профессора, выдохнул Ларионов.

— Абсолютно не трудно. Говорю тебе, по сути и по стилю это — современный текст. Уровень развития, не технического, а культурного и духовного, у людей этой эпохи очень близок к нашему. И я всегда это знал, изучая немногие сохранившиеся рисунки и скульптуры того времени. Литературных памятников нам не осталось, от Древней Греции вообще осталось мало литературы. Самое древнее — пьесы Софокла, Еврипида, Эсхила, комедии Аристофана. Это все уже очень и очень не то время и страшно далеко от крито–микенской культуры. Первый дошедший до нас греческий роман «Дафнис и Хлоя» — и вовсе третий век нашей эры, и он выглядит рядом с твоей находкой все равно, как оды Тредиаковского рядом с поэмами Пушкина.

— Развитие по спирали… — прошептал Ларионов.

— Возможно… — глаза профессора блеснули и погасли, — А может быть… Не знаю, Миша, не знаю. Словом, переводить было не труднее, чем Бальзака, например. Я в молодости этим баловался. Другое дело, что сам язык рукописи много богаче привычного нам классического древнегреческого языка, в нем больше красок, его словарный запас неизмеримо шире. По своему многообразию и по своим образно–художественным возможностям он, пожалуй, напоминает русский. Там есть слова и словосочетания, о которых я даже не слышал, хотя знаю древнегреческий не хуже своего родного, в чем ты, помнится, не раз убеждался. Мне приходится для иных выражений искать чисто смысловой перевод, «вылавливать» то или иное слово из текста в разных местах, чтобы не сомневаться в его значении. Но это, опять же, не трудно, а невероятно интересно. Жаль, есть солидные утраты текста. Вот после того пергамента, что ты успел перевести сам, одного свитка недостает. Очень важного, на мой взгляд. Там как раз, видимо, завязка событий, ситуация, когда Парис похищает Елену Прекрасную из Спарты. Возможно, описаны и состязания ее женихов, и само их жениховство, и то, как Елена выбирала Менелая, спартанского царя. Возможно, есть. Додумывать я не рискую. В конце концов, мы знаем мифологический сюжет. Хотя ты сам убедишься, как отличается то, что произошло на самом деле, и от мифа и от Гомера… Не только и не столько событийно, хотя и события развивались несколько иначе, но прежде всего нравственно–психологически. Да вот, возьми и читай!