Книга Круиз для среднего класса - Михаил Щербаченко

Почему же, спрашивают друг у друга разогретые вином и воспоминаниями мужчины, почему, если она может быть и такой, и эдакой, не стать тем, кем хочет видеть тебя твой избранник? Что за дух противоречия запрятан в Елизавете? При этом она ведь никогда не гнула мужчин под себя, ценила в них стойкость и крепкий характер, – значит, просто хотела, чтобы они принимали ее такой, какой в данный момент своей жизни она желает быть.

Возможно, ей нравилось проживать разные жизни, пробовать их на вкус, искать наилучшую. Заодно тренироваться на мужчинах, проверять разные приемчики. Или самоутверждаться. А может быть, без камуфляжа она была обычной дурой и просто не знала, чего хочет.

– Вы тяжело расходились? – спрашивает Антон.

– Я – с огромным облегчением. Она меня порядком измотала. Но понимаете, какое дело, – Валерий посмотрел на собеседника так, будто собирался доверить ему военную тайну, – после нее я не могу ни в кого влюбиться. А ведь много времени прошло. Прямо беда.

Антон понимающе кивнул. Хоть в чем-то они совпали.

Кто кому напишет эпитафию

Окно двухместной палаты, в которой мы лежали, выходило на церквушку. Она находилась на территории больницы, и здесь несколько раз в день отпевали тех, кто в этой же больнице скончался. Логистика отменная: морг в двух шагах, там же обряжают покойного, родным и близким добираться до места удобно, а для желающих проследовать на кладбище есть служебный транспорт. Поминки здесь, правда, не устраивали, – все же медицинское учреждение.

Мой сосед по палате, едва придя в себя после тяжелой операции, исправно ходил на отпевания. Увидит в окно, что у церквушки собираются люди с цветами, – и на выход. Странно это было, не мог же он лично знать всех покойных. И я аккуратно, выбирая слова, затеял с ним разговор. Григорий Глебович глянул на меня внимательно и сказал:

– Живым полезно смотреть на мертвых, – сказал он. – Сил прибавляет.

Мысль была нова, ведь большинство людей возвращаются с траурных церемоний удрученными, разбитыми. Есть и те, кто вообще никогда не ходят на похороны, объясняя это опасением, что вид покойника может вытолкнуть из памяти облик живого человека. Хотя я подозреваю, что боятся они совершенно другого, а именно – представить себя на месте усопшего.

Григорий Глебович покивал – дескать, и так бывает, а час спустя, сходив на очередную тризну, вернулся к разговору. Вероятно, увидел во мне случайного вагонного попутчика, которому можно открыться.

Он начал издалека, с самых первых своих похорон. Ему тогда было девятнадцать. Умер однокурсник Борис – пижонистый малый, имеющий обыкновение повторять подвиги литературных героев, что производило сильное впечатление на девиц. Прочитав «Войну и мир» (или, скорее, посмотрев одноименный фильм), он взялся исполнить номер Долохова, который хлопнул из горла бутылку рома, сидя на подоконнике ногами на улицу. Получилось не вполне по Толстому: во-первых, за отсутствием рома пришлось взять портвейн за 92 копейки, а, во-вторых, Борис свалился с четвертого этажа и убился насмерть.

На похороны Григорий шел со страхом, мертвых людей он прежде вблизи не видел. И был удивлен незнакомому выражению лица покойного. Может, Борис и сейчас играл какого-то романтического героя, сорвавшегося на взлете, – великого Гэтсби, например, или Мартина Идена. Словом, опечалиться у Гриши не получилось. А возвращаясь с кладбища, он вдруг ощутил прилив отличного настроения, которое еле успел спрятать от скорбящих попутчиков. Весь мозг занимала всего одна, но необыкновенно важная мысль: «Хорошо, что не я».

С того момента прошло очень много лет, Григорий Глебович побывал на десятках траурных церемоний, и всякий раз к нему приходили те же слова. Первое время он их стыдился, считал безнравственными, потом привык и даже признал это естественной реакцией живого и здорового существа на зрелище существа усопшего. А что естественно, то не стыдно.

Лишь трижды эта мысль пропустила свой выход: на похоронах сначала матери, потом отца, а позднее старшей дочери, погибшей в ДТП. В этих случаях рефлекс сбивался. А прощаясь с дочерью, он вдруг поймал себя на том, что думает ровно наоборот: «Жаль, что не я. Лучше бы я».

А потом все пошло, как прежде. Заклинание «хорошо, что не я» он произносил над мужчинами и женщинами, стариками и молодыми, близкими и едва знакомыми. И неизменно замечал, что после похорон чувствует прилив сил. Будто время, недожитое другим человеком, добавляется к его жизненному циклу и тем самым отдаляет собственную кончину.

Такую вот историю рассказал мне сосед по больничной палате. Отдаю ему должное: мало кто способен откровенничать на столь чувствительную тему. Хотелось поглубже вникнуть в его психику, но ночью Григорию Глебовичу стало хуже, его увезли в реанимационное отделение, потом врачи сказали, что полегчало, но в реанимации все же придется задержаться. А через день меня выписали, и больше мы никогда не встречались. Тема, однако, из головы не уходила, и я самовольно начал дорисовывать портрет этого человека.

Ему примерно семьдесят. Никто из близких или друзей не навещал его после сложной полостной операции, даже не звонил никто, – вероятно, он очень одинок. Обмолвился, что много лет в разводе, а с младшей дочерью не ладит. Возможно, он трудный человек, обиженный на весь белый свет. Похоже, когда-то занимал неплохой пост, заработал государственный пенсион, поэтому и лечится в солидной клинике. Но в целом жизнь не задалась.

И я представил, как он готовится к очередному трауру. Конечно же, у него есть спецодежда: черный костюм, черные туфли и, вероятно, даже черная рубашка. Он покупает десять гвоздик (не две, он не мелочен), кладет их в ноги усопшему, затем подходит к изголовью и тихо шепчет ритуальную мантру: «Хорошо, что не я». Не напускает на себя скорбь, держится естественно и спокойно. Он просто приходит на панихиду испить полезный организму кислородный коктейль.

Я воображал его в разных ситуациях: как он хоронит многолетнего товарища, давнюю возлюбленную… Почему-то ярче всего привиделись похороны врага – старинного, много лет гадившего Григорию Глебовичу, что называется, от всей души. Ударяясь друг о друга и царапаясь, они двигались к краю жизни, и мой герой уподобился китайскому мудрецу, сидящему у реки и ожидающему, когда мимо проплывет труп противника. Он умолял судьбу сделать этот подарок, и та удовлетворила просьбу. На панихиде, разумеется, его не ждали, почуяли недоброе, но все же не выставили. Он положил к ногам целых двадцать гвоздик (все же случай не рядовой) и шепнул смежившему очи визави: «Вот так». И, изумившись самому себе, загрустил.

Чем скорее тают жизненные силы, тем чаще требуется подзарядка аккумулятора. Поскольку прощания с уходящими ровесниками проходят все чаще, энергетический баланс выдерживается. Когда же случается задержка, Григорий Глебович просто отправляется на кладбище и бродит между могил (тоже помогает, хотя и меньше). Или посещает похороны известных персон, с которыми лично знаком никогда не был. Просто узнает, где, когда пройдет церемония, и устраивается в траурную процессию. Успешные, талантливые люди лежат среди цветов и венков, их окружает почетный караул, на подушечках блестят награды, – как ни крути, зрелище.