Книга Леший - Николай Старинщиков

Обласок весь в металлических заплатах. Суденышко доживало век. Его жалкий вид наверняка отталкивал от себя любителей прибрать к рукам чужое. Да и где его можно использовать, если только не здесь, на тихой воде.

Перевернув его кверху бортами, я ничего под ним не обнаружил, кроме куска истрепанного брезента. Поперек лодки располагалось обычное сиденье в виде доски. Цепь крепилась к стальной поперечине в носу. Весла под лодкой не оказалось. Придется идти за брошенной впопыхах лопатой.

Отыскав лопату, я вернулся к берегу. Оставалось освободить лодку от металлических пут. Уцепившись за корму, я подтянул обласок к воде. Длинная цепь позволяла это сделать. Цепь была еще свободной. Войдя в воду, я потянул обласок за собой. Он послушно опустился в реку и закачался. Я вернул его обратно к берегу и с силой дернул в сторону реки. Конец цепи, тихо звякнув, с выдранной из древесины перекладиной упал в воду.

Вернув обласок к берегу, я поднял с песка лопату, и в этот момент послышался шорох: овчарка с высунутым языком, увешанная сухими репьями, выглядывала из кустов. Бросив в мою сторону полный безразличия взгляд, она отвернулась и вновь полезла в заросли – собирать на шубу оставшиеся по берегу колючки. Ее товарищ, серый, со стоячими ушами и поджарым брюхом, тоже выскочил на площадку и последовал следом за ней. Теперь они будут один за другим ходить, пока не наскучат друг другу и не разбегутся каждый по своим делам. Собака – к хозяину, если найдет его. Волк – в таежные просторы, ему некого искать. Милицейская помощница нашла себе супруга.

Забравшись в лодку, я пошел вверх, махая импровизированным веслом. Солнце вставало за лесом. Его лучи ударили в берег, осветив красным светом лощину и косогор с церковью на верху. Грести против течения было тяжело. Стальное «весло» грозило в любой момент выскользнуть из рук и уйти на дно. Лодка еле шла. При такой скорости едва ли удастся добраться до поселка к обеду. Руки от работы и голода скоро начнут дрожать. Потом и вовсе силы покинут.

«Пристану к берегу в районе «Плотбища» и оттуда пойду пешком. Тропки в тех местах должны сохраниться…» – успел я подумать. На косогоре около светлого креста показалось какое-то движение. Блестели стекла. Меня рассматривали в бинокль. Как же я сразу их не заметил. Тут же раздался усиленный мегафоном голос куратора:

– Прекратить движение по реке! Возвращайтесь назад! В противном случае открываем огонь на поражение!

Руки у меня заработали еще быстрее: наверняка мужик наверху блефовал. С какой стати ему стрелять. Он же не знает, кто плывет в лодке. Однако я сильно заблуждался: потому что рядом булькнула по воде целая горсть металла, и донеслась быстрая автоматная очередь. Потом еще одна. Затем рядом булькнула в воду пуля снайпера, и снова раздался выстрел. По мне били прицельно. Вот в воду шлепнулась еще одна пуля. Следующего выстрела было дожидаться опасно. Уцепившись руками в оба борта, я выпал из лодки. Шаткий обласок, перевернувшись вверху дном, послушно накрыл меня сверху. Донеслись еще несколько выстрелов, и обстрел прекратился.

Конечно, они узнали меня в бинокль. Уходил их объект. А коли подняли стрельбу, следовательно, было на то высочайшее дозволение.

Я держался руками за сиденье и дышал воздухом, оставшимся при переворачивании. Мне даже заложило уши – так хлопнул бортом о воду обласок. Внутри было темно, и только внизу смутно угадывался в воде свет. Приглушенно билась снаружи о борт волна. Тело замерло. Если дернуться, хотя бы чуть, лодка тут же подскажет, что беглец под ней. Она не должна изменять положение, не должна вращаться и проседать. Значит, за сиденье можно держаться лишь двумя пальцами.

Есть от чего впасть в отчаяние. Если лодку выловят, то извлекут и меня. Вряд ли удастся донырнуть под водой до противоположного берега. Успокаивало одно: по берегу больше не было лодок. Будет невероятным, если они захватили с собой складной катер. Они ведь не Джеймсы Бонды, чтобы извлекать плавучие средства из карманов.

Волна мирно билась о борт. Воздуха было достаточно. Голова не кружилась. По моим подсчетам, лодка шла по течению мимо деревни. Вскоре она скроется из вида, завернув за излучину. Только бы не прибило к берегу. Тогда не поздоровится. Ноги вдруг нащупали внизу осклизлый камень. Вот и другой. Их тут целая куча. Если это берег, мне конец. Раньше их не было на этом месте. Пока я служил, песок смыло, обнажив камни. Но камни есть и на середине реки. Там образовалась коса. И вода там была всего лишь по щиколотку. Приткнуться к ней значило тоже попасть им в руки.

Скорее всего, это была коса: я чувствовал, как быстрое течение лижет подошвы. Обувь я сразу же сбросил, как только перевернулся. Носки тоже стянул, зацепив большим пальцем ноги. Тулуп по-прежнему был со мной. Он лежал на дне под сиденьем, и когда лодка перевернулась, он, намокнув, так и остался внутри, зависнув на сиденье. В кармане лежали наручники и пистолетный затвор. Возможно, они еще пригодятся. У меня уже был план выхода из ситуации. Наручники с запчастью от пистолета могли помочь запудрить мозги.

Осторожно перебирая ногами по острым камням, я миновал косу и поплыл дальше.

Меня трясло от холода. Мучил вопрос: далеко ли удалось уйти. Подобрать меня здесь никому не удастся: берега вдоль протоки непроходимы. Выловить лодку можно лишь в следующем селе. Протока впадает в том месте в основное русло и теряет свое название. Омоновцы могут там поджидать. В любом случае им нужны доказательства моей гибели, поэтому лодка им будет нужна. Там они могут воспользоваться артельным катером.

Я поднырнул под борт и, не торопясь, тихо вынырнул: на обоих берегах стеной стояли пихты. Выпустив из рук обласок и, не поднимая волн, я поплыл к высокому берегу, к Старой Моряковке. Сколько я помнил себя, там никогда не жили люди. Лишь у берега лежал чугунный якорь, по косогору тянулись ямы от землянок да от реки вверх шла старая проселочная дорога.

С трудом доплыв, я ступил на дно и, утопая по щиколотку в синей глине, выбрался на берег. Якорь с обломанной лапой лежал на прежнем месте. Луговина кем-то выкашивалась, поэтому не успела зарасти лесом. Я поднялся выше. Здесь тоже был покос и стояли копны сена.

С наступлением ночи, обходя на дорогах посты, пользуясь старыми проселочными дорогами и заросшей просекой, с изорванными в кровь ногами я постучал в материнское окно. Моряковский Затон отходил ко сну.

Глава 4

Как только обласок на реке опрокинулся, Тюменцев, осуществлявший общее руководство операцией, подпрыгнул на месте: кто велел стрелять?! Беглец внизу все не выныривал, значит, он получил смертельное ранение и пошел ко дну.

Командир подразделения, вылупив глаза, таращился на своего шефа. Странное дело: только что кричал в мегафон, что будет вести огонь на поражение, а тут вдруг непонятно занервничал.

– Вы прикончили невиновного! Кто за это будет отвечать?! – наседал он.

– Я! – зло сверкнул глазами командир. – Ты приказал, я исполнил. Здесь все слышали. Каждый может подтвердить. Распоряжение поступило от тебя.