Книга После бала - Энтон Дисклофани

Внезапно она стала меня раздражать. Я кивками отвечала на ее бессмысленную болтовню о Клубе садоводов, о разводе, который реял над ее браком, и попивала свой коктейль. Я немного передержала джин во рту и проглотила его, когда во рту начало жечь.

– Ну так что, Дарлин, – спросила я, – есть новости?

Она очертила пальцем ободок стакана.

– Что ж. – Она сделала глоток коктейля, желая продлить паузу. – В воскресенье, после обеда, был замечен мужчина, покидающий дом Джоан. – Она подняла бровь и не смогла сдержать улыбку.

– Правда? – Я попыталась скрыть свой шок.

Джоан никогда не водила к себе мужчин. Она сама ходила к мужчинам. И если это был тот мужчина из «Трилистника», то получается, что она не просто привела его домой – она, как я быстро прикинула, пробыла с ним более трех дней.

Я попыталась успокоиться. Я осмотрела свою гостиную: оранжево-белый фон, синие вкрапления. Умеренно, современно. Никаких напоминаний о доме моей мамы: ни вычурных викторианских диванов и шкафов, ни темных скучных цветов. Ни ощущения, что ты живешь в чужом доме, в чужом времени.

Такой и должна быть комната – новой, свежей и совершенно ненавязчивой. Я работала над ней с дизайнером перед тем, как мы здесь поселились. Это была самая светлая комната, самая солнечная, самая позитивная. Я ее обожала. Рэй носил меня на руках от порога нашей спальни до гостиной, как молодую невесту. Впервые в жизни я чувствовала себя дома. Этот дом был моим, а не Джоан и не моей мамы.

Я заметила, что Дарлин смотрит на меня; у нее заканчивался коктейль. Следовало из вежливости подлить ей еще.

Я наклонилась к ней и понизила голос.

– О, Дарлин, – сказала я, будто разговаривая с ребенком. – Это касается только Фарлоу. Прости, но тебе, наверное, пора домой. Томми нужно спать. – Я поднялась, поправила свой пояс. Перед приходом Дарлин мне пришлось нарядиться. Не лучшее мое одеяние, но все же.

Дарлин пыталась осознать происшедшее. Как так получилось, что только что она была носителем важной информации, а теперь – ее выгоняют из дома Сесе Бьюкенен, даже не дав допить напиток?

С порога я помахала Дарлин, которая, отъезжая от дома, вздрогнула, наехав на газон возле нашего почтового ящика. Она плохо водила. На самом деле, как и все мы. Но нас это и не заботило.

На секунду я испугалась, что Дарлин позвонит Кенне, Сиэле или кому-нибудь еще из нашей компании – Кристал Карутерс или Джин Хилл – и расскажет им какой-то омерзительный секрет обо мне. Но я не простофиля. Я никогда не открывала своих секретов никому, кроме Джоан.

К тому же я понимала Дарлин. Она не была ни злая, ни добрая, ни умная, ни глупая. В отличие от Джоан, она ничем не выделялась, но очень к тому стремилась. Джоан была ее мишенью. Она всегда была и будет мишенью для таких женщин, как Дарлин. Я также ничем не выделялась и не была благородной или завистливой, не считая ситуаций, когда я рядом с Джоан.

Дарлин приедет домой, сбросит туфли, нальет себе бокал вина, уляжется на белый кожаный диван, позвонит Кенне и расскажет о моем нападении, выставляя себя в выгодном свете: «Я просто пыталась помочь бедняжке Джоан!» – и они полчаса или даже час будут обсуждать эту ситуацию, пока их горничные не приготовят ужин, а няни искупают детей. Однако завтра Дарлин и не вспомнит о том, как Сесе Бьюкенен буквально выставила ее из дома.

А ведь я могла поступить еще хуже, я могла сказать ей все, что думаю, вместо того чтобы просто выставить ее за дверь. Все мы мечтали о том, чего у нас быть не могло. Дарлин хотела быть популярнее Джоан. Я хотела, чтобы Томми заговорил. И чтобы Джоан стала собой. Ее обсуждал весь город. Если бы Дарлин знала, что за мужчина вышел из ее дома, то знали бы и все остальные. Если бы спросили меня, то я сказала бы, что это партнер по бизнесу Фарлоу, но мне никто не поверил бы.

Какое-то время я простояла на улице. А дома меня ждали дела – ужин, купание Томми, кроме того, нужно было уложить его спать, прочитать книжку, хотя это его не особо интересовали. Убрать посуду, помыть ее. Поговорить с Рэем. Но, защитив Джоан, я чувствовала прилив сил. Я осмотрела газон: возле подъездной аллеи вырос небольшой куст плюща, белый лилейник и ночная красавица. Скоро все зачахнет и умрет в техасской жаре. Но пока рано.

Уложив Томми спать, мы с Рэем сели у бассейна. По вечерам температура воздуха радовала.

– Я уложил Томми под Роя Роджерса[3], – сказал Рэй. – Кажется, он полюбил его.

– Ну а кому не понравится Триггер? – спросила я, и Рэй засмеялся.

Тем вечером мне не хотелось обсуждать Томми. Я думала о том, насколько его интересует телевидение. Наши с Рэем мнения насчет Томми расходились: он не принимал факта, что с нашим сыном что-то не так. «Я тоже поздно начал разговаривать, – говорил он или: – Он станет известным футболистом, а не ракетостроителем».

– Какие у тебя планы на завтра? – спросил Рэй, как всегда это делал по вечерам.

Я перечислила свои дела: ланч с леди, встреча в Клубе садоводов. Супружеские мелочи; мелочи жизни. Мелочи, которые успокаивали меня. Никто так не интересовался мной, как Рэй. Джоан вообще никогда не вдавалась в подробности.

Я нежно дотронулась до его руки, и он, неожиданно резко, повернулся ко мне.

– Думаешь, Томми одинок? – спросил он.

Видимо, он давно хотел задать мне этот вопрос. Или, скорее, не совсем этот вопрос. Что он хотел спросить, так это то, когда нам стоит завести второго ребенка? Это было если не проблемой, то существенным вопросом, который нужно тщательно обдумать. Большинство наших друзей решились на второго ребенка, когда первому было два года. Раньше – опасно, позже – проблемно. Томми было три.

Что мешало мне принять такое решение? Я хотела, чтобы Томми сначала заговорил. Я хотела убедиться, что наш следующий ребенок тоже будет говорить; я хотела знать это наверняка. Я не могла сказать это Рэю, но я часто думала о том, не стало ли молчание Томми отражением моей о нем заботы. Что, если я была недостаточно нежной, недостаточно заботливой? Вдруг Томми ощущал что-то, чего не ощущала я? Я научилась ценить молчание у матери; чем меньше скажешь, тем меньше риск кого-то обидеть.

Рэй сказал бы мне, что это ерунда, что я всю себя посвящаю Томми, что все вокруг видят, как сильно он меня любит. Я хотела бы верить, что это ерунда, но иногда, в темные времена, просто не могла.

– Меня часто не бывает рядом, – сказала я и заметила, как Рэй расстроился, что я ушла от его вопроса. Но как мне нужно было ответить? Мне было стыдно: у меня пропала надежда, и при мысли о втором ребенке вместо любви я чувствовала страх.

– И то правда, – тихо сказал Рэй, и я, закрыв глаза, отклонилась в кресле-качалке. В воздухе витал запах свежескошенной травы, ночной красавицы и хлорки. Летний запах.