Книга Тупики психоанализа. Роковая ошибка Фрейда - Рудольф Баландин

Велемир Хлебников

Скучно о смешном

Некоторым поклонникам Зигмунда Фрейда нравится его стиль. Вот что писал Стефан Цвейг:

«По сравнению с головокружительною прозой Ницше, рассыпающейся самыми отчаянными фейерверками искусства и художества, его проза кажется на первый взгляд трезвой, холодной и бесцветной. Фрейдовская проза не агитирует, не вербует приверженцев; она полностью отказывается от всякого музыкального ритма (к музыке, как он сам признаётся, у него нет никакой внутренней склонности – очевидно, в понимании Платона, обвиняющего музыку в том, что она вносит расстройство в чистое мышление)…

Ясность для него, как во всех человеческих отношениях, так и в области словесного выражения, – первое и последнее; этой максимальной озарённости и отчётливости он подчиняет, как нечто второстепенное, все художественные достоинства; единственно в результате достигаемой таким путём алмазной твёрдости очертаний, его проза обретает свою несравненную vis plastica» (пластическую силу).

Цвейг прибегает к оборотам речи, наивные красивости которых свидетельствуют о преобладании эмоций над логикой: «Некоторые образные формулировки Фрейда имеют в себе нечто от прозрачной чёткости резных камней, и в составе его безупречно-ясной прозы они действуют как оправленные в тяжёлый хрусталь камеи, незабываемые каждая в отдельности».

Выходит, что в прозе, которая на первый взгляд холодная и тусклая, вдруг возникают блестящие высказывания. Признаться, читая работы Фрейда, я не находил его прозу бесцветной уже потому, что старался вникнуть в мысли, рассуждения автора, не обращая внимания на деловой стиль, характерный для научных сочинений.

Блеска стиля или остроумия не удалось мне заметить в его объёмистом исследовании «Остроумие и его отношение к бессознательному» (это, конечно, не означает, что все его работы написаны так, хотя остроумия в них обнаружить трудно).

Автор сразу же показал, что шутить не намерен, начиная трактат: «А. Аналитическая часть». И привёл краткий обзор представлений разных авторов. Завершил его высказываниями двух авторов:

«Острота говорит то, что она говорит, не всегда мало, но всегда слишком немногими словами, т.е. словами, которые согласно строгой логике или обычному образу мышления и речи недостаточны для этого. Она может, наконец, попросту сказать кое-что, умалчивая об этом» (Т. Липпс). «Остроумие должно выхватывать нечто спрятанное или скрытое» (К. Фишер).

Короче говоря, остроумие предполагает краткость, неожиданность и точность попадания мысли в цель. Это не удар дубиной, а укол иглой или шпагой. Хотя в некоторых случаях пошлая шутка подобна щекотке. Надо иметь в виду не только автора шутки, но и её потребителей. Многие смеются над остротой, радуясь: вот какой я сообразительный! Каждый считает себя умным и готов убеждаться в этом на любых примерах.

Качество остроумия бывает разным: игра слов, подмена смыслов, приведение к абсурду, непристойный намёк в деликатной форме… Наиболее ценные остроты умны, но они сравнительно редки. Обычно их относят в разряд афоризмов или парадоксов.

Из философов остроумными были, в частности, Шопенгауэр и Ницше. Они высказывали неординарные мысли. Найти остроумные высказывания самого Зигмунда Фрейда чрезвычайно трудно. Тем более интересна его оценка этого качество ума, которым сам не был наделён в полной мере.

Анализируя технику остроумия, Фрейд на нескольких страницах утомительно разбирает, разжёвывает цитату из «Путевых картин» Генриха Гейне. Некто Гирш-Гиацинт из Гамбурга хвастает, что сидел рядом с бароном Соломоном Ротшильдом, который обращался с ним запросто, «совершенно фимиллионьярно».

По-видимому, это была либо бессознательная оговорка, либо искажённое понимание смысла слова «фамильярно» (бесцеремонный, непринуждённый, развязный), которое в данной форме призвано показать, что миллионер обращался с этим человеком на равных. Игра слов подчёркивает неравенство: миллионер нисходит до непринуждённого разговора с обывателем, который испытывает удовольствие от общения со столь важной персоной.

Расчленяя эту остроту на части в поисках «рационального зерна», Фрейд уподобляется ребёнку, ломающего игрушку, чтобы узнать, что у неё внутри. Приходит к выводу простому, очевидному, но выраженному как бы в научной форме: «Мы можем описать процесс образования остроты, т.е. технику остроумия в этом случае как сгущение с заместительным образованием; и действительно, в нашем случае заместительное образование состоит в создании смешанного слова».

Большинство острот, основанных на игре слов, просты и рассчитаны на определённое время и место, а потому трудно переводимы на другой язык. Среди них бывают и первосортные. Например, о человеке незаслуженно прославляемом: «Это одна из четырёх его ахиллесовых пят». Иначе говоря: хоть он и знаменит, но всё-таки порядочная скотина (отметим двойной смысл слова «порядочная»).

С какой целью Фрейд долго и тривиально разбирает технику остроумия? Он сослался на свою книгу «Толкование сновидений»: «Как часть работы сна я описал процесс сгущения, который обнаруживает величайшее сходство с процессом сгущения в технике остроумия».

Сказано не о простом сходстве, а о величайшем. И ещё: «Мы не можем сомневаться, что как в одном, так и в другом случае мы имеем перед собой один и тот же психический процесс, который мы узнаём по идентичным результатам».

Автор явно старается нас убедить в своём выводе, предлагая не сомневаться, хотя сходство, о котором он говорит, не доказано. Вспоминая свои сны, приходишь к противоположному мнению: в них чрезвычайно редки остроумные сочетания образов или слов.

Вопреки мнению Стефана Цвейга, приведённому выше, Фрейд не обременяет себя необходимостью основательно доказать свою гипотезу. Он ссылается на отдельные факты, её подтверждающие, не учитывая нимало других, ей не соответствующих или даже её опровергающих.

Можно ли по «идентичным результатам» делать вывод, что перед нами один и тот же психический процесс? Да, но далеко не всегда. Смех можно вызвать остроумной шуткой, глупостью или щекоткой. Слёзы появляются от горя и от смеха, от насморка и от пыли.

Весьма натянутой выглядит аналогия между «процессом сгущения» во сне и в технике остроумия. Сновидение – мнимая реальность со своими изменчивыми координатами: время в нём может сгуститься или растянуться; происходят переходы из одного пространства в другое.

При чём тут краткость остроумной мысли, которую можно считать сгущением? Назовём тем же словом соединение в сновидении образов, событий. Разве в результате будет доказана идентичность этих разных явлений? В своём воображении, так же, как в сновидении, мы способны соединять отдалённые в пространстве и времени образы, события.

Один современный писатель вообразил принимающих парад 7 ноября на Мавзолее Ленина царя Николая II рядом с И.В. Сталиным. Явное сгущение! Образ неожиданный, остроумный, хотя и нелепый. У одних он вызовет усмешку, у других умиление, а у третьих – недоумение. Подобных примеров множество.