Книга Сын ХАМАС - Мосаб Хасан Юсеф

Я перебегал от дома к дому, пробираясь задворками и прячась в кустах вдоль дороги. Я изо всех сил старался не попадаться на глаза собакам и людям с автоматами, и когда наконец свернул за угол нашей улицы, то был просто счастлив увидеть, что все мои братья и сестры живы и здоровы.

Но комендантский час был лишь одной из перемен, которые нам принесла интифада. Много раз к нам в школу приходили люди в масках, говорили о том, что объявлена забастовка и мы должны идти по домам. Забастовки, провозглашенные одной из палестинских организаций, были призваны ударить по финансовому положению Израиля и уменьшить поступление налогов с продаж, которые правительство собирало с владельцев магазинов. Если магазины не работали, владельцы платили меньше. Но израильтяне были не так глупы. Они просто арестовывали торговцев за уклонение от уплаты налогов. Так кому было хуже от забастовок?

Кроме того, различные организации сопротивления постоянно вели борьбу друг с другом за власть и влияние, словно дети, дерущиеся из-за футбольного мяча. Тем не менее ХАМАС становился все более мощным и сильным и начинал оспаривать доминирующее положение Организации освобождения Палестины (ООП).

ООП была образована в 1964 году в качестве представителя палестинского народа, в ее состав входили три крупнейшие организации: ФАТХ — левая националистическая группировка, Народный фронт освобождения Палестины (НФОП) — коммунистическая группировка и Демократический фронт освобождения Палестины (ДФОП), также коммунистический по своей идеологии.

ООП требовала, чтобы Израиль вернул все земли, принадлежавшие Палестине до 1948 года, и предоставил палестинскому народу право на самоопределение. С этой целью она развернула глобальную общественную кампанию, партизанскую войну и террор, сначала в соседней Иордании, а потом в Ливане и Тунисе.

В отличие от ХАМАС и «Исламского джихада», ООП по сути никогда не была исламской организацией. Ее группы формировались из националистов, но не все они были мусульманами. Многие из них вообще не верили в Бога. Даже будучи ребенком, я понимал, что ООП — коррумпированная организация, которая служит только себе. Ее лидеры посылали людей, зачастую подростков, совершать теракты (пару раз в год для привлечения внимания), чтобы таким образом оправдать сбор средств для борьбы с Израилем. Молодежь для ООП была лишь средством для разжигания огня ярости и ненависти, поддержания денежных вливаний на банковские счета лидеров организации.

Вначале Первой интифады из-за различий в идеологии пути ХАМАС и ООП разошлись. Членов ХАМАС переполнял религиозный пыл и вдохновляла теология джихада, тогда как ООП была движима национализмом и идеологией власти. Если ХАМАС призывал к забастовкам и грозился сжечь все магазины, которые остались открытыми, то лидеры ООП на другой стороне улицы угрожали поджечь те магазины, которые подчинились требованиям и закрылись в знак забастовки.

Единственное, что объединяло две группы, — это глубокая ненависть к тому, что они называли «сионистской сущностью». В конце концов организации договорились, что ХАМАС проводит свои забастовки девятого числа каждого месяца, а ФАТХ — крупнейшая организация, входящая в ООП, — первого. Когда объявлялась забастовка, все останавливалось: прекращалась торговля, не работал транспорт, закрывались школы.

Весь Западный берег замирал: демонстрации людей в масках, горящие автомобильные покрышки, граффити на стенах, приостановленная деловая жизнь. Любой мог надеть на себя лыжную маску и сказать, что он из ООП. На самом деле, никто даже не знал, кто скрывался под масками, все руководствовались личными амбициями и чувством мести. Вокруг царил хаос.

И Израиль не преминул воспользоваться неразберихой. Поскольку бойцом интифады мог предстать кто угодно, солдаты израильской службы безопасности надевали маски и внедрялись в толпы демонстрантов. Они могли войти в любой палестинский город в разгар дня и проворачивать блестящие операции, ибо были одеты как бойцы палестинских организаций. И поскольку никто не знал, кто конкретно скрывается под той или иной маской, люди делали то, что им говорили. Никто не хотел, чтобы его избили или назвали израильским коллаборационистом, что обычно означало виселицу.

Хаос и путаница толкали нас на всякие глупости. Пару раз во время экзамена мы с приятелями подговорили старших знакомых прийти в школу в масках и сказать, что объявлена забастовка. Это казалось нам отличной затеей.

Короче говоря, мы стали злейшими врагами самим себе.

Для нашей семьи те годы были по-настоящему трудными. Отец все еще сидел в тюрьме, а из-за бесконечной череды забастовок мы, дети, почти целый год не ходили в школу. Братья отца, религиозные лидеры, равно как и все остальные, казалось, решили, что главная задача всей их жизни — муштровать меня. Поскольку я был старшим сыном шейха Хасана Юсефа, они предъявляли мне очень высокие требования. И когда я не оправдывал их ожиданий, мне доставались подзатыльники. Не важно, в чем я провинился, даже если я ходил в мечеть пять раз в день, этого было недостаточно.

Однажды мы с другом бежали в мечеть, на ходу валяя дурака, а имам вдруг погнался за мной. Поймав, он перебросил меня через голову, и я со всего маху рухнул на спину. От такого броска у меня захватило дух, я подумал, что умираю. Потом он принялся бить меня кулаками и ногами. За что? Я вел себя ничем не хуже других детей. Но поскольку я был сыном Хасана Юсефа, от меня ожидали, что я буду выше детских шалостей.

У меня был друг, его отец был религиозным лидером и влиятельным человеком в ХАМАС. Ему не раз доводилось поднимать людей на акции протеста. Он считал, что нет ничего страшного, если чьи-то чужие сыновья получат пулю в лоб за то, что бросают камни в поселенцев, однако для его единственного сына это неподходящее занятие. Когда этот человек узнал, что мы тоже кидались камнями, он вызвал нас к себе. Мы думали, он просто хотел поговорить. Однако он выдернул шнур от нагревателя и изо всех сил принялся хлестать нас до крови. Он разбил нашу дружбу в надежде спасти сына, хотя мой друг в конце концов ушел из дома, возненавидев своего отца больше, чем дьявола.

Не считая попыток «воспитывать» меня, во время заключения отца никто не помогал нашей семье. С его арестом мы потеряли дополнительный доход, который он получал за уроки в христианской школе. Школа обещала сохранить за ним место до освобождения, а пока что у нас не хватало денег даже на самое необходимое.

Отец был единственным человеком в семье, имевшим водительские права, так что на машине мы ездить не могли. Маме приходилось преодолевать огромные расстояния до рынка и обратно, и я часто ходил вместе с ней, чтобы помочь донести покупки. Я думаю, стыд был хуже бедности. Когда мы шли по рынку, я лазил под телеги и собирал испорченные овощи, упавшие на землю. Мама покупала эти отбросы, никому кроме нас не нужные, рассказывая торговцам, что мы берем их на корм скоту. Ей до сих пор приходится торговаться по любому поводу, потому что отца сажали в тюрьму тринадцать раз — больше, чем любого другого лидера ХАМАС (и сейчас, когда я пишу эти строки, он по-прежнему находится в заключении).

Может быть, нам никто не помогал, потому что все думали, что у нашей семьи полно денег. Все же отец был выдающимся религиозным и политическим деятелем. И люди, несомненно, считали, что наши родственники обязаны помогать нам. Поистине, да поможет Аллах. Но и родственники, и Аллах как будто забыли про нас, поэтому матери приходилось в одиночку заботиться о семерых детях (младший брат Мохаммед появился на свет в 1987 году).