Книга Под лапой. Исповедь кошатника - Том Кокс

Правда, пока он отсутствовал, мне было не до фантазий. Я не находил себе места и каждый день утром и вечером бродил по окрестностям, зря радуясь мелькнувшему вдалеке хвосту или черному мусорному мешку. Я даже не волновался, что подумает обо мне шайка подростков в Луишеме, когда я во все горло кричал, проходя мимо них: «Медведь! Медведь!»

Я все просил и просил прощения у Ди, но из нас двоих именно она философски отнеслась к побегу Медведя. Что поделаешь, этот кот шел своим путем. Я тоже потихоньку смирился, однако мне недоставало наших с Медведем непостоянных отношений. Я, конечно же, любил Джанета: нельзя было не поладить с котом, который, стоило только легко коснуться его шейки, послушно плюхался у ног, – но иногда хотелось испытать свои силы. Почему я не ценил с трудом заработанное внимание приставучего альтер эго Медведя, известного как «Медведь Коала»? Или те моменты, когда он, будучи в хорошем настроении, слегка водил ушком, как только я его касался?

«Самоволка» Медведя представляла проблему и для нашего будущего. Той весной, в 2001 году, мы с Ди впервые провели вместе отпуск: поехали в Норфолк, где она жила до десяти лет и где мне всегда очень нравилось. Несмотря на дорожающую недвижимость, в Норфолке можно было найти приличный дом по сносной цене. Мы оба снова влюбились в это место и тут же составили безумный план: осенью Ди уйдет с работы, мы поженимся и устроимся в какой-нибудь сельской местности, где нас никто не знает.

Ди, как и я, всегда действовала спонтанно, что зачастую мешало нам в жизни, но на этот раз такое решение было вполне разумным. Незадолго до нашего знакомства на Ди напали: около 8 утра она шла по улице в восточном Лондоне, где какие-то проститутки ударили ее по голове плоскогубцами и стащили кошелек. Ди получила серьезные повреждения и с тех пор побаивалась ходить по Лондону, да и я ужасно волновался каждое утро, когда она уходила на работу. Как-то мимо нее в переполненном вагоне метро протискивался один идиот в деловом костюме: своим тяжелым кейсом он заехал Ди по голове. В тот день мне позвонили редакторы из журнала, где работала Ди, и сказали, что она не вернулась в офис с обеда. Через полчаса Ди приехала домой – взгляд мутный, потрясенный. Никого из коллег она не предупредила – забыла.

Мы с Ди с теплом вспоминали, как росли в сельской местности, хотя в то же время понимали, что недооценивали жизнь за городом. Я, например, недавно решил выбраться (в переносном смысле) из зловонных вод мира музыки, но этого было мало – теперь меня тянуло действительно уехать из столицы. К тому же я получил предложение написать книгу, а этим мне хотелось бы заняться вдалеке от городского шума, в идиллическом местечке, где я буду стучать по клавиатуре под блеяние овец и журчание ручейка. Или хотя бы там, где поменьше кофеен «Старбакс» и букинистических магазинов, которые вечно меня отвлекают. До переезда оставалось еще несколько недель, но мы оба понимали, что никуда не поедем, если Медведь не вернется. Мы представляли, как он прибегает к пустой квартире и с грустью прижимает свой мокрый нос к окну.

То, что в собственном доме за городом мы обязательно заведем котят, даже не обсуждалось. Два прекрасно подходящих друг другу кошатника, которые не намерены в ближайшее время заводить потомство, но полны романтики, плюс замечательный сад – что тут думать? Впервые я заговорил об этом во время длительного отсутствия Медведя: наверное, мной двигало желание загладить вину за открытое окно, а также спасти всех кошек мира – оно не покидало меня с тех пор, как три года назад надо мной издевалась птичка, изображавшая вопли Монти.

Когда Стив и Сью, наши друзья-кошатники, принесли домой беззаботную полосатую Молли и сказали, что у мамы этой кошечки вот-вот снова появятся котята, мысль о дополнительном количестве пушистых хвостиков стала неотъемлемой частью наших планов касательно нового дома. Мы твердо решили, что этими малышами не собираемся заменить Медведя, да и вряд ли они свергнут с трона Джанета. Ди, как и я, с радостью ждала этого момента – и я вовсе не собирался делать из котят маленьких индейцев, смачивая их шерстку водой и ставя ее в ирокез (именно так Стив развлекался с Молли, когда ему становилось скучно).

– Котята, – все чаще повторяла мне Ди с приближением переезда.

– Котята, – отвечал я.

Несмотря на переживания из-за Медведя, мы все же немного успокоились и стали планировать новую жизнь. В этом и заключалась наша главная ошибка.

Следовало понять, что Медведь инстинктивно, даже телепатически чувствует, как продвигается наш план, и расстояние ему не помеха. Еще месяц блужданий в духе Оруэлла, поклонника «любительского бродяжничества», и по возвращении домой Медведь был бы неприятно удивлен лишними двенадцатью лапами. Еще два месяца, и, не застав нас на прежнем месте, Медведю пришлось бы просить тепла, поддержки и мясных консервов у шумной семьи греков по соседству и их горластого бигля. Невероятно, но Медведь вернулся именно в тот день, когда наконец, пусть с опозданием, напечатали мою статью «Жизнь с врагом». Я вышел в киоск за журналом, а вернувшись, обнаружил, что по нашему садику носится какое-то маленькое напуганное существо. Сначала я подумал, это хорек или ласка, но когда через пару секунд я впустил Медведя внутрь, воняло от него хуже, чем от любого дикого зверя.

В следующие три часа Медведь не выпускал меня из виду да и из своих гадких объятий тоже. Вот и доказательство моей теории о том, что любвеобильность кота прямо пропорциональна тому, насколько он грязный. Дома Медведю стало легче: об этом говорило все его тело, от носа до самого кончика невероятно выразительного хвоста (см. ниже), который прежде казался лишь знаком препинания в его мрачном внутреннем монологе. Меня тоже то и дело накрывала волна любви и легкости: я наклонялся, чтобы поцеловать Медведя, но, почувствовав вонь (нечто среднее между капустой и дохлым зверьком), сразу отходил.

* * *

Я так долго чувствовал себя злодеем, что был несказанно рад возможности сообщить Ди отличную новость. Конечно, я не лазил по убогим уголкам Лондона, чтобы вытащить Медведя из лап злобного преступного босса. Я не бросался спасать его из-под колес машины и даже не снимал с высокого дерева, но когда он метнулся ко мне через газон, голодный и жаждущий компании чистого и теплого человека, о которого можно незаметно вытереть странную зеленую штуку, прилипшую к боку слева, я был рядом. А это что-то значило.

Ди, естественно, пришла в восторг, однако мысль о том, что Медведя вскоре придется отдать Актеру, омрачала ее радость. Неужели Медведю суждено всю жизнь скитаться из одного дома в другой, словно нежеланному ребенку? Сможет ли Ди окружить его любовью, как по-настоящему своего кота? Между Ди и Актером состоялся очередной напряженный разговор по телефону, и они решили, что лучше вернуть Медведя как можно быстрее. У Ди оставался всего час на то, чтобы проявить заботу о коте, которую тот неохотно принимал. Настало время паковать вещи.

Мы давно поняли, что от одного только вида обычной кошачьей корзинки Медведь забивается в угол или шмыгает в ближайшую щель, так что мы решили устроить его в некоем подобии переноски биоразлагаемой и пирамидальной формы, которую Ди дал ветеринар-норвежец. Именно в этой переноске Медведя привезли к нам два месяца назад. Я понимал, что он сочтет это очередным предательством со стороны Ди, и вызвался усадить Медведя в коробку – картонные рамки, в отличие от культурных или социальных, вполне могли удержать его. Как бы он ни сопротивлялся, проворные руки и умело подставленное блюдце сгущенки сделали свое дело.