Книга Нежные языки пламени. Шезлонг - Алиса Клевер

– Смотри, у тебя на руках остались следы от веревки, – сказал Андре, нежно проведя по отпечаткам миниатюрного каната, опоясавшим мою руку выше локтя. – Как красиво.

– Красиво? – удивилась я, взглянув на отпечаток. Косички и переплетения отпечатались на моих руках, словно нарисованные по трафарету. – Вообще, да.

– Мне очень нравится. Я бы такую татуировку тебе сделал, чтобы ты всегда была как бы связанной… Неважно, не слушай меня. Я же маньяк. Лучше скажи, когда ты хочешь отправиться в Москву.

– Так ты не шутил, когда говорил, что полетишь со мной?

– Ты спятила? Я ни за что не допущу, чтобы ты провела хотя бы одну ночь вне моей постели. И, между прочим, имею право. Не забывай, что ты моя невеста.

– Забудешь тут, – усмехнулась я и легонько простонала, переворачиваясь на другой бок.

* * *

Чувствуй себя как дома, сказала как-то Габриэль. Я и забыла, каково это – чувствовать себя как дома. Самое близкое, что я помнила, – это то, как я бегу по утреннему Бибирево, равномерно вдыхая и выдыхая теплый воздух. Я проснулась под утро, задыхаясь от панической атаки. Мне показалось, что я забыла о чем-то важном, о чем-то смертельно опасном, необходимом, как жизнь. Я стояла на какой-то площади. Это было во сне, но таком реальном, что мне стоило больших усилий, чтобы отделить сон от яви – я стояла на площади и мучительно вглядывалась в лица проходящих мимо меня людей, пытаясь вспомнить о чем-то. Это было похоже на то, когда какое-то нужное слово выпадает из памяти, и это мучает и не отпускает, пока оно все же не найдется. В моем случае вместо того, чтобы вспомнить это важное и страшное нечто, я вдруг резко проснулась, открыла глаза, и в моей памяти возникло нежное, полное спокойствия лицо Габриэль.

Чувствуй себя как дома.

Я огляделась вокруг. Сквозь деревянные ставни, приоткрытые на сторону сада, пробивался утренний свет – еще неясный, нечеткий, так что всё в комнате выглядело размытым, словно я стала хуже видеть, словно забыла надеть очки. Рядом со мной сном праведника спал Андре. Забавно – вот уж кому никогда не стать праведником. Мы словно обречены затягивать друг друга в водоворот, не зная точно, удастся ли в следующий раз вынырнуть на поверхность и сделать новый вдох. Но это не мешало нам спать, обнявшись, не мешало лениво завтракать по утрам.

Сердце стучало, будто я только что получила разряд электрошокером. Ощущение беды медленно отступало, как вода при отливе, отползающего обратно по песку океана. Я вдруг почувствовала, что чудовищно хочу пить. Я аккуратно высвободилась из-под руки Андре. Он пошевелился, пробормотал что-то, но ранние утренние часы – самые сладкие, самые сонные, и потому он снова замер без движения, размеренно дыша. Обернувшись, я обнаружила мое вчерашнее светлое платье – измятый предмет фетиша, стоивший мне немало болезненных минут. Тело болело, руки до сих пор саднили, хотя следов от веревки не осталось. Я подумала, что многим рискую, если нацеплю это платье снова. Я облизнула пересохшие губы и огляделась – кажется, впервые с того момента, когда Андре завел меня в эту комнату, чтобы овладеть мною. Комната была просторной, но не обжитой. Как и в ванной, где я нашла свечу, здесь ничего не указывало на обитателей. Вообще весь особняк был ухожен или, как сказала бы Шурочка, досмотрен, но никому особенно не нужен. Вся эта застарелая роскошь словно застыла во времени и пространстве. Мы с Андре выглядели здесь нелепо, словно вломившиеся с улицы воры.

Чувствуй себя как дома.

Я подняла с пола рубашку Андре и свои трусики. Не слишком-то прилично идти в таком виде на кухню, но раз мне сказали чувствовать себя как дома, пусть будут благодарны, что я не пошла на кухню голой. Хотя… дома я голой бы не ходила. У нас не такой климат, чтобы бродить по квартире голышом. Разве что жарким летом.

В коридоре было тихо и пахло тем самым запахом – смесью манго, жасмина и зеленого чая. Солнце еще не встало, и было трудно сказать, каким будет день – солнечным или пасмурным. Теплая белесая дымка закрывала небеса. Светлело с каждой минутой. Я повернула по коридору к лестнице – не центральной, а той, по которой мы с Андре в прошлый раз сбегали из этого дома. Проскользнув вниз и надеясь тем самым срезать путь, я вместо этого оказалась в еще одном коридоре. Видимо, дом был спланирован несколько сложнее, чем я предполагала, и гостиная с кухней располагались дальше. Я прошла по коридору, прислушиваясь – везде стояла тишина. Каким-то образом в конце коридора я уперлась в закрытую стеклянную дверь, ведущую в садик позади дома. Я подергала ручку, но дверь не подалась. Дверь получалась боковой, сквозь нее я видела центральный проход – тот, по которому гости попадали из большой гостиной в сад. Коридор, по которому я прошла, вовсе не привел меня туда, скорее даже отдалил.

– Вот черт, – разозлилась я. Возвращаться обратно? Пойти дальше, попробовав открыть какую-нибудь другую дверь? Прилично ли бродить вот так по дому, не зная, куда меня принесет? Я просто свернула не туда у лестницы. Наверняка тут должен был быть проход.

Чувствуй себя…

За первой дверью, которую я открыла, оказалась ванная комната. Сколько же в этом доме ванных комнат? Эта была казалась более посещаемой. Может быть, ею пользовалась прислуга? На столике заряжалась бритва. Возможно, дворецкий? Странно. Андре говорил, что прислуга в доме не ночует. Кто же собирается тут бриться с утра? Марко? Он уехал сразу после ужина. Я постояла в небольшой, пахнущей бергамотовым мылом ванной, разглядывая саму себя в зеркало. Круги вокруг глаз только усилились, я почти не спала, но то, отчего я почти не спала, заставляло мои губы растянуться в улыбке.

Сумасшедшая извращенка. Я показала самой себе язык. От вчерашних кудрей почти ничего не осталось, и сейчас я смотрелась как угодно, но только не девственницей. Я была так же далека от невинности, как земля от солнца. Была ли я невинной когда-то? Какой я была, приехав в Париж?

– Ох, как неприлично копаться в чужих вещах! – усмехнулась я, заглядывая в шкафчик. Обитатель этой ванной комнаты принимал снотворное, таблетки от головной боли, использовал ватные палочки. У него было три флакона с туалетной водой разной степени использованности, и все три пахли крайне сомнительно. Запечатанная упаковка с линзами – не просто абы какими – цветными, больше подошла бы для женщины. Да, порой мы любим поэкспериментировать над собой. Мы хотим знать, стали бы совершенно другими, если бы у нас были голубые глаза. Линзы между тем были как раз голубыми. Банально. Может, они принадлежат Габриэль? Хотя вряд ли такая женщина, как Габриэль, станет менять цвет глаз. Запечатанная пачка. Значит, ее хотели использовать, но потом передумали открывать. Кто знает: вероятно, она лежит тут уже миллион лет…

Нет, не миллион. Сроки изготовления и годности говорили об обратном. Не больше двух недель. Какие глаза у дворецкого? Неужели он живет не во флигеле, как и вся остальная прислуга? И тут меня осенило! У Габриэль есть любовник. Господи, у нее есть любовник. В самом деле, почему бы ей не иметь любовника? У мамы же есть Кузьма, ее певучий друг, клявшийся ей в любви, который, однако, пропал с тех пор, как стало известно, что мама в больнице. Молодые любовники – такие ненадежные, но это не значит, что Габриэль отказывает себе в удовольствии их иметь. Определенно, ей нравится, чтобы ее мужчина менял образы. Цвет глаз… В конце концов, Андре – ее сын, и не исключено, что у него ее темперамент.