Книга 47 - Алексей Чумаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я улыбнулся, понимая, что фактически он прав, но это слишком похоже на придирку.
– Получается, опоздал, – ответил я.
– Хм… А говоришь, что не опаздывал. Обманывать плохо, ты знаешь? – Меня отчитывали, как первоклассника за двойку.
Вновь сопение и мат за окном, схожий с мыслями, что рождались у меня в голове в тот момент. Так мы просидели с минуту: я – глядя на него, а он – глядя на разложенные на столе листы бумаги.
– В общем, вот этот, – он пальцем отстранил листок от себя и развернул ко мне. – Вот этот.
Я спокойно встал и вышел из кабинета, так как начальник уткнулся в только что включившийся монитор, давая понять, что разговор закончен. Опустошенный беседой, я сел на свое рабочее место.
Стоит ли говорить, что из семи предложенных вариантов он выбрал именно ту «сиську», которая приглянулась дегенерату-сисадмину?
19:40
Я все еще на работе.
Вообще мой рабочий день заканчивается в восемнадцать часов, но я уже не помню, когда уезжал отсюда раньше двадцати. Шеф к этому времени уже отсутствует, как и те, кто мог бы сообщить ему, что я все еще работаю. Опоздал на десять минут – об этом докладывается моментально, а то, что я ухожу на два часа позже, – это не в счет, вот как получается! Видимо, несправедливость стала нормой сегодняшнего дня.
20:10
Открылись входные двери, и в поры моего лица впился свежий осенний воздух. Было уже темно, и грузное небо опустилось почти до самых крыш домов. Над головой шептались деревья, под ногами шелестела листва. Доносились собачий лай и карканье ворон.
– О, прилетели… – улыбнулся я. – Да, ваше время.
Спешащие по домам люди хоть как-то наполняли жизнью городской пейзаж. Несмотря на слякоть и промозглый ветер, я решил прогуляться пару остановок перед тем, как сяду в автобус и проеду оставшиеся семь.
21:10
Вот и мой дом. Серая многоэтажка сливается с небом. Ее окна, как большие звезды, сверкают теплым оранжевым светом; в них видны силуэты вернувшихся домой хозяев. Ужин, телевизор и спать, а утром снова на работу. И так до выходных – день за днем, год за годом, жизнь за жизнью.
21:20
Я дома.
В квартире было прохладно. Я умылся, надел домашний халат и направился на кухню. Мне не хотелось есть, разве что горячего чая и сухариков с изюмом и маком. Я люблю макать их в чай и наслаждаюсь вкусом больше, чем любым тортом с кремом. В этой простоте я чувствую уют, и в такие минуты мне даже нравится, что мне нечем кичиться в жизни.
По телевизору показывали старое выступление Тони Беннетта. Интеллигентность происходящего на сцене согревала меня еще больше. Я уселся в кресло рядом с обогревателем, захрустел сухарями и, запивая их горячим чаем, погрузился в легкий джаз с привкусом мака и изюма. И тут мне в голову пришла отличная мысль – принять ванну! В обыденной суете мы часто забываем о таких приятных мелочах. Мы объясняем это усталостью, занятостью или забывчивостью, изо дня в день ограничиваясь быстрым душем и лишая себя фантастического удовольствия.
В ритме свинга я наполнил ванну, добавил пену, насыпал морскую соль с ароматом цитруса, когда-то и кем-то подаренную, и зажег свечи. Романтика! Это так просто, дело десяти минут, – и вот оно, блаженство!
Я медленно погрузился в удовольствие. Прохладная пена и горячая вода напоминали слоеный пирог: снизу тепло, а сверху холодит и пощипывает от миллионов лопающихся пузырьков. Еле слышный треск – словно убаюкивающий шепот… Я почувствовал, как тяжесть, прилипшая ко мне за день, растворяется в воде. Стало легче дышать.
– Господи, как хорошо! – прошептал я и незаметно провалился в дремоту.
Между сном и явью… Колыбель для тела и свобода для души. Я слышал, что когда человек засыпает, душа или какая-то ее часть покидает тело, отправляясь в путешествие по иным мирам, и сновидения – это отрывки увиденного за время странствий. В момент дремоты, на грани сна можно почувствовать или увидеть нечто сверхъестественное, то, что практически невозможно встретить в состоянии бодрствования. Это пугает и интригует одновременно.
В детстве я часто застревал в полусне. Часть меня уже спала, тогда как другая полностью отдавала отчет в происходящем – как на «физике», так и в «астрале». Я словно контролировал себя в двух реальностях. Так, застревая в этом состоянии, я нередко чувствовал чье-то присутствие и даже прикосновения. И, хотя в момент пробуждения здравый смысл списывал все на дурной сон, где-то глубоко в подсознании я точно знал, что это совсем не так, поскольку есть разница в ощущениях и в послевкусии. На уровне инстинкта человек точно понимает энергию смысла. Сон, каким бы глубоким он ни был, останется лишь сюжетом со смыслом. А бывает бессмыслица, на первый взгляд, которая позволяет чувствовать нечто тонкое и настоящее – то, что заставляет запомнить увиденное и думать о нем. К тому же, если непонятен смысл, это еще не значит, что его нет. К счастью, мы не одиноки в ощущениях, иначе можно было бы окончательно запутаться и сойти с ума от прикосновения с чем-то противоестественным. В общем, именно на таком рубеже я и застрял тогда.
Я лежал, закрыв глаза. В полусне вдруг почувствовал во рту вкус шоколада – густой, чуть горьковатый, но нежный, молочный с кофейным привкусом и еле ощутимым ароматом орехов.
Из крана падали капли – одна в несколько секунд. Я видел удар каждой из них о воду и тягучие брызги, как при макросъемке. С закрытыми глазами я видел всю ванную комнату в подробностях, словно мои веки прозрачны. Похоже, меня нет, и я – лишь комок ощущений…
Горячая вода, еле слышно шипящая пена и капли: кап-кап… кап-кап… кап-кап… кап-кап… Руки и ноги полностью расслаблены, я перестал их чувствовать, как и все тело. Мне нравилось это состояние почти космической невесомости. Состояние спокойствия и комфорта. Тишина вокруг и капли… Легкий гул, словно падают и разбиваются они в большом холле; звук начал летать, стал объемным. Я заметил, что погружаюсь все глубже в мир сновидений, но, как ни старался отключиться полностью, не переставал контролировать происходящее. Осматриваясь в этом пространстве подсознания, я пытался уловить каждый звук, каждое изменение в ощущениях, которые оставались обычными, но воспринимались совсем под иным углом. Словно я смотрел в зеркало под таким ракурсом, что не видел своего отражения, и малейший сдвиг, малейшее изменение наклона – и все вернется в привычное русло. Но я не спешил.
Кап… Кап… Эхом разлетались брызги от падающих капель. Я поймал себя на том, что неосознанно считаю их, понимая при этом, что знаю точное количество, но не могу озвучить, поскольку цифры слишком непринципиальны. Я ощущал намного больше того, что можно измерить простой человеческой мерой. Очень странное чувство: больше свободы, меньше привязанности ко всему окружающему. Я, казалось, мог делать то, что думаю, и даже не думать о том, что делаю. Я ничего не делал, но при этом заранее ощущал полную палитру всех чувств от любого своего действия, которое мог себе представить. Я слышал аромат утра в Альпах, осязал кожу питона на кончиках своих пальцев, чувствовал удушение и давление земли в момент погребения заживо – достаточно было просто подумать об этом.