Книга Злейший друг - Ирина Лобановская

— Леднева, — поправляла она. Они извинялись, и снова…

— Леднёва.

— Леднева! — кричала Ксения. — Без вариантов!

— Простите… — рассеянно отзывался очередной препод.

Очень некрасивая, худая и дисгармоничная, она быстро поняла, что комплексовать ей никак нельзя. Иначе не избежать злобы и зависти именно к тем, кто ей помогает, — ведь они знали и умели больше ее. Ксения взялась бороться с собой, со своими мыслями по поводу… Ну и что же, пусть некрасивая! Не всем же Софилоренками быть! А потом… все учителя дружно принялись ставить ей пятерки — за отца. Ксения быстро догадалась, в чем тут дело. Дети за родителей не отвечают — якобы! — но родители должны отвечать за детей. И этот ответ папа Леднев держал мастерски.

Третья подружка, Наташа Моторина, маленькая и кругленькая, черноволосая и милая, оказалась самой способной из трех девочек. Кроме того, она быстро наловчилась льстить учителям и заискивать перед ними, потому стала их неизменной любимицей, а с их подачи — бессменной старостой класса. Ната с детства выделялась спокойствием и рассудительностью, добротой и вниманием к окружающим. Говорила медленно, будто обдумывая слова на ходу. Она не интересовалась всем и вся — отдавала предпочтение математике и физике. Остальные предметы были для нее вынужденно-необходимыми. Две подружки детства всегда оставались при ней. Оля постоянно спрашивала жизненных советов и помощи, Ксения больше молчала, завидуя Наталье острее, чем кому-либо другому. Но позже все резко изменилось.

В девятом классе Ольга принесла в школу театрально-киношную заразу.

В кино бегали скопом, на любой фильм. Дружно сходили с ума от Делона, Брандо и Тихонова. Восхищались Бардо и Кардинале.

Как давно это было… И абсолютно одинокий теперь, когда-то красавец Делон, горько признающийся, что снялся почти в семидесяти фильмах и не понимает, зачем и для чего… Нужен лишь человек рядом, единственный, до конца… просто близкий… родной… почему его нет?…

Изрезанная морщинами Бардо, занимающаяся животными. Потому что люди стали непереносимы…

В те времена интересные кинофильмы еще не наступали широким строевым шагом по экранам телевизоров, приходилось отлавливать кинохиты, искать, пробиваться на какие-то закрытые просмотры. И тогда для всех стало открытием, что Ксения, некрасивая, с блеклыми волосами, острым носом и маленькими невыразительными глазками, всесильна. Или почти всемогуща. У Ксении — великий отец.

В те времена все в жизни определяла и направляла партия.

Ксения часто вспоминала фильм Самсона Самсонова «Оптимистическая трагедия». По пьесе Всеволода Вишневского. Там комиссара-дамочку спрашивал один красный латыш:

— Ты одна, комиссар?

И она отвечала вопросом:

— А партия?

Так что одиноких в те замечательные дни быть просто не могло. А если и попадались на пути-дороге отдельные личности-одиночки, то исключительно беспартийные, значит, по определению себя в жизни не нашедшие.

Отец Ксении, Георгий Семенович Леднев, себя нашел. Он стоял прямо у кормила власти — возглавлял одну из крупнейших газет Советского Союза. Кормило власти неплохо прикармливало и его, и всю семью Ледневых, но требовало такой самоотдачи и самозабвения, что Ксения отца дома почти не видела. Он приезжал, когда дочь уже спала, и отбывал в редакцию, когда она еще не проснулась. Была велика и ответственность: малейшая ошибка могла обойтись руководителю слишком дорого — потерей места главного. Поэтому отец привык разряжаться и заряжаться по воскресеньям с бутылкой в руке. И шутил:

— Нас из редакции вынесут зубами вперед. Мать старалась не обращать внимания на эти «зарядки».

— Тяжелая у отца должность, — часто повторяла она. — Неблагодарная.

Неблагодарная-то почему? — думала Ксения.

— Знаешь, какой мужчина самый лучший? — хмыкнул как-то Валентин в ответ на Ксенины упреки. — Который уходит, когда ты спишь, и возвращается, когда ты его не ждешь.

Да, Валентин…

С ним Ксению познакомил отец.

Благодаря его высокой должности Ксения имела редкую возможность получать контрамарки во все театры и на закрытые кинопросмотры. И весь класс стал смотреть Ксении в рот и лебезить перед ней — контрамарки выдавались обычно на два лица, и кто станет этим вторым, целиком зависело от ее выбора.

Она почуяла свою силу и власть — какое волшебное состояние! — и понемногу превратилась в капризного, избалованного ребенка, который сам не знает, чего хочет. Ксенины выверты и закидоны — одноклассники каждый раз затаив дыхание ждали, кого пригласит с собой редакторское чадо, — быстро надоели всем без исключения. Все, кроме Оли, стали ее ненавидеть, но молчали — в кино и театр хотелось всем.

С детства Ксения чувствовала себя никому не нужной. Мысль казалась странной, прилетевшей с одним из газетных самолетиков — их они так любили запускать в небо… Особенно преуспела в этом искусстве Натка, старательно лепившая «утиков», как она говорила, и метко выстреливающая ими в самую высь.

Почему Ксения была ненужной? Ее усердно баловали, покупали дорогие игрушки и тряпки, возили на юга… Навсегда остался радостью часто вспоминающийся влажный морской запах желто-песчаной Евпатории. И еще ездили на дачу.

Однажды в зимние каникулы, после Нового года, они с Варькой бежали домой из гостей. Был шумный, бестолковый сладкий детский праздник, липкие от конфет пальцы, севшие от смеха и крика голоса, уставшие от хохота губы… Взрослые просто изошли улыбками, глядя на сестер Лед-невых.

Это из-за отца, понимала Ксения.

Варька еще ничего не соображала. Возле дома она испуганно дернула Ксению за рукав:

— Дурка, стой…

Сестры остановились.

На широкой застекленной веранде маячило привидение. Такое темное загадочное и лохматое облачко… Плавало в неверных морозно-белых парах — мать открыла окно — и покачивалось. Как пьяный отец, недавно вернувшийся из редакции.

Сестры в страхе попятились — как громко скрипит снег-предатель! — и спрятались за углом. И так стояли, замерев, чтобы их видно оттуда не было, и боялись войти в дом. А подлое привидение качалось и качалось грязной тряпицей, явно не собираясь никуда исчезать.

И Ксения подумала: если мама, забеспокоившись, что дети долго не возвращаются, выйдет на крыльцо, привидение может ее схватить! Нет, этого допустить нельзя. Она очертя голову кинулась вперед и самоотверженно заголосила. Сзади пронзительно завизжала Варька. Привидение бросилось к ней с громким лаем и оказалось собакой Ледневых. Она стояла на веранде на задних лапах, положив передние на перила. Холодный пар и свет фонаря искажали мир, превращая в непонятный и призрачный.

Когда сестры все рассказали родителям, отец назидательно и важно (он всегда так разговаривал) спросил:

— А у вас не возникла мысль, что вы, советские дети, должны не верить в какие-то там привидения, а смело идти вперед?