Книга Трансфер на небо - Анна и Сергей Литвиновы

Он вышел из ворот базы и пошел по улице, стараясь держаться тенька. Впрочем, здесь, на юге, особенно ближе к полудню, когда солнце шпарит прямо из зенита, тени практически не было – так, узенькая полоска. Солнце, синее небо, белые стены домов – все слепило глаза. На улице ни единого человека. Ленивые горожане предпочитают отсиживаться в кондиционированной прохладе офисов и кафе. В крайнем случае, расслабляются на пляже, рядом со свежим дыханием океана. А они, Команда? Как жеребцы подневольные. Гоняет их тренер по солнцепеку да по жаре…

Слава богу, до гостиницы было идти совсем недалеко – всего три квартала. Не первый раз за границей – знал, куда ее поселить.

Он вошел в гостиничный холл и сразу попал в блаженную прохладу. После яркости дня глаза не сразу привыкли к полусумраку помещения. Он сдернул с лица солнцезащитные очки.

– Буэнос диас, сеньор, – с почтением приветствовал его портье. Он уже знал его в лицо.

– У себя? – спросил он по-испански.

– Да-да, – подобострастно закивал портье. Странно, но сегодня лицо портье выражало к нему почему-то еще большее уважение, чем обычно, хотя, видит бог, он не давал к этому решительно никаких оснований.

Он поднялся по лестнице на второй этаж. Сейчас бы рухнуть на прохладные простыни и забыться. И пусть она сама ласкает его. Он толкнул дверь номера – почему-то не заперто.

– Что это за хрень? – вырвалось у него.

В гостиной номера люкс на пуфике за журнальным столиком сидел мужик. Большой, волосатый, с золотым перстнем. На столике перед ним стоял запотелый стакан колы со льдом. А она, его женщина, стояла у окна и испуганно смотрела на то, как он входит. В ее руках тоже был запотелый стакан. «А они тут неплохо устроились», – мелькнула злая непрошеная мысль.

– Кто это? – резко спросил он у нее, кивнув на незнакомца.

– Ой, ты только не сердись, – быстро произнесла она, – просто этот сеньор пришел и сказал, что очень хочет с тобой поговорить.

– Что надо? – он резко повернул голову к сеньору.

– У меня есть к вам деловое предложение, – произнес волосатый по-английски. Наверное, откуда-то знал заранее, что футболист этим языком немного владеет.

– Предложение? Что еще за предложение? – спросил он резко.

– Вот, – сказал сеньор и поднял с пола и расположил на журнальном столике небольшой черный чемоданчик, – это только за то, что вы выслушаете меня. – Он щелкнул замками. – Это вас, сеньор, ни к чему не обязывает. Я просто хочу поговорить с вами. – Волосатый откинул крышку чемоданчика и добавил: – Просто поговорить.

С этими словами он подвинул чемодан к игроку.

В чемоданчике были деньги. Много денег.

Доллары, связанные в пачки.

Наличные.

Он заметил, как она у окна замерла. Как загорелись ее глаза. Она просто не могла отвести взгляд от денег.

– Пожалуйста, – сказал человек с перстнем, обращаясь к игроку, – это гонорар – только за то, что мы поговорим с вами. Эти деньги вас ни к чему не обязывают. Здесь пятьсот тысяч долларов, и они в любом случае после нашего разговора останутся у вас – достигнем мы консенсуса или нет. О’кэй?

– Ну, допустим, о’кэй.

Игрок опустился на пуфик у противоположного угла журнального столика. Собственный голос показался ему глухим и каким-то чужим.

– Однако вы, сеньор, можете заработать еще намного, намного больше, – произнес волосатый и умоляюще прижал руки к собственной груди.

Наши дни. База сборной в Светловке. Ночь

Допрос нападающего Нычкина прервал сильный стук в дверь.

– Кого там черт принес! – досадливо крякнул Опер и крикнул: – Войдите!

В комнату отдыха заглянул следователь Костик. Опер встал со своего места и подошел к двери. Следак что-то зашептал ему.

– Да не бурчи ты под нос! – громко воскликнул Опер. – Здесь все свои.

Он бросил усмешливый взгляд на центрфорварда Нычкина, который хотя и сидел с индифферентным видом, но волей-неволей прислушивался к разговору.

– Сержанты прочесали периметр базы, – громко доложил Оперу следак, – вдоль всего забора прошли.

– Ну и что нашли?

– Ничего. То есть никаких свежих следов.

– Хорошо смотрели?

– Уверяют, что да. Там, говорят, грязища, что твоя контрольно-следовая полоса, и никем не топтанная.

– А что сторож?

– Сторож – тот, что дежурит на КПП, утверждает, что на базу этой ночью никто не входил. И никто, соответственно, с базы не выходил.

– Пьяный?

– Кто?

– Ну, сторож.

– А почему он должен быть пьяным?

– Да потому, что сторожа всегда пьют. Работа у них такая.

– Да не особенно он и пьяный, – слегка смутился Костик. – Так, попахивает от него чуть-чуть.

– А обслуга во флигеле? Ее допросили?

Опер со следаком по-прежнему говорили громко, и Варваре, а также футболисту Нычкину ничего не оставалось делать, как прислушиваться к их диалогу.

– Во флигеле на ночь, – доложил Костик, скашивая свой красивый глаз с длинными мохнатыми ресницами на Варвару, – оставались только две тетеньки: повариха и кастелянша.

– Кто такие?

– Говорю тебе: тетеньки! – усмехнулся юный следователь. – Одной пятьдесят пять лет, другой – шестьдесят два. Обе работают на базе с самого открытия, десять лет. Обе всю ночь спокойно спали и ничегошеньки не слышали.

– А был же тут еще, говорят, какой-то администратор? – нахмурился Опер. – Как его там зовут – Жора, Гера?

– Был, – кивнул следак, – и есть. И зовут его действительно Гера. Но еще вчера, с вечера, около девятнадцати ноль-ноль он уехал в Москву. Обещал вернуться сегодня утром. Так что поговорил я, считай, уже со всеми.

Он вопросительно взглянул на Малютина. Хотя по статусу Костику и полагалось самому выбирать, чем заниматься в рамках расследования, он предпочитал делать то, что скажет Опер. Признавал за ним первенство. Ну а Малютин своим положением лидера охотно пользовался.

– Тогда так, – сказал Опер, – теперь, друг мой, опроси, для ускорения процесса, кого-нибудь из игроков.

– Кого конкретно? – уточнил следак.

– Ну, к примеру, с самым старшим поговори. С этим, вратарем запасным, Овсянниковым.

– С Овсянниковым? Ладно, – буркнул Костик и вышел из комнаты.

А Опер, глянув исподволь на Нычкина, подвел итог:

– Значит, сомнений нет: убил Кондакова кто-то из своих. То есть из тех, кто находился на базе в главном корпусе.

– Так точно, – кивнула Варя.

Она хорошо понимала, что Опер совсем не случайно сделал Нычкина невольным свидетелем сыщицкой кухни, хотя мог бы, конечно, поговорить со следователем о его последних розысках и втайне. Сообщение о том, что наверняка убил кто-то «из своих», являлось дополнительным средством давления на футболиста, слушавшего весь разговор. А Нычкин, едва Варя согласилась с мнением следователя, сразу скуксился и посмотрел на нее обиженно: «Ты, мол, мне нравишься, а готова меня в убийцы записать!»