Книга Благие намерения - Нора Робертс

– Чудесно! Это настоящее волшебство – со всеми повидаться и на несколько часов нырнуть в хаос.

– Хорошо тебя понимаю. Шикарное пальто, честное слово!

– Знаю. – Пренебрегая предостережением Евы, Пибоди снова погладила свой рукав. – Это рождественский подарок моей чудо-напарницы и ее восхитительного спутника жизни.

– Не заставляй меня жалеть о содеянном, Пибоди, – прошипела Ева.

– Это лучшее Рождество в моей жизни!

– Лучше вернемся к нашим подопечным, – поспешно сказала Ева, чтобы у них не ушло полдня на обсуждение сливового пудинга или чего-то еще в этом роде. – Что скажешь? – Она указала подбородком на Леанор Баствик.

– Что до момента смерти она оставалась чрезвычайно здоровой женщиной. – Моррис перешел к соседнему столу. – Над ее лицом и фигурой трудились лучшие специалисты. Но без фанатизма, просто высококачественный тюнинг. Часа за четыре до смерти она полакомилась греческим йогуртом и фруктово-зерновой смесью.

– Вот теперь грусти, – сказала Ева, обращаясь к Пибоди.

– За полчаса до смерти она выпила полбокала вина – это как-то повеселее. Следы запрещенных препаратов отсутствуют, вообще не похоже, чтобы она их употребляла. Ранений, полученных при попытке обороняться, нет, признаков насильственного удержания и борьбы – тоже.

Он подал Еве очки с сильным увеличением.

– Видишь вот это? След от шокера, причина отсутствия ранения при самозащите.

– Да. Убийца достает шокер из правого кармана пальто и заходит в квартиру. Она пятится, пропуская его внутрь. Разряд с близкого расстояния, сильное напряжение. Отсюда такая отчетливость следа на коже.

– И несильный удар затылком. Она упала и несильно ударилась. После шокера так происходит чаще всего: человек как бы оседает, а не валится снопом.

– Сколько она весила?

Имея дело с Евой, Моррис привык автоматически переводить значения из метрической системы в американскую.

– Сто фунтов с небольшим.

– Немного. На ногах у нее были шлепанцы на низких каблуках. Каблуки поцарапаны не были, значит, он отнес ее в спальню на руках. В обмороке человек размякает. Скорее всего, он взвалил ее себе на плечо. Потом положил на кровать. Кровать осталась в аккуратном состоянии, ее одежда тоже.

– Ни сексуального насилия, ни признаков недавнего полового сношения.

– Еще один повод взгрустнуть, – пробормотала Пибоди.

– Тем меньше вероятность, что это был кто-то вроде бойфренда: бывший, отвергнутый любовник, – размышляла вслух Ева. – Такой не упустил бы шанса вступить в сношение или вложил бы в само убийство больше личного пыла.

– Она прошла стерилизацию, – сообщил Моррис. – Видимо, это был ее сознательный выбор. Чистая работа! Не похоже, чтобы она когда-то вынашивала ребенка. Она ухаживала за своим телом. Состояние мышц свидетельствует о регулярных упражнениях. Как я уже говорил, следов злоупотребления запрещенными препаратами и спиртным не обнаружено.

– Как она жила, понятно. А как умерла?

– Я согласен с вашим выводом, сделанным на месте преступления. Удушение. Прочная тонкая проволока, я бы назвал это рояльной струной. Удавка, наброшенная сзади.

Ева прищурилась.

– Сзади, а не лицом к лицу?

– Нет. Когда это делается сзади, есть больше упора. Угол раны говорит о том же. Убийца зашел сзади, усадил ее, накинул через голову проволоку, закрутил ее и стал тянуть. С изрядной силой, порвав ей глотку.

– Ясно. – Выводы Морриса не вызывали у Евы сомнений. Она обошла тело, запоминая услышанное. – Итак, ты кладешь ее на кровать. Пальто снял – не хочешь испачкать его кровью, в нем же потом выходить. Пальто громоздкое, а тебе нужна свобода движений. Перчатки не снимаешь – вернее, натягиваешь другие, тонкие или герметические. Возможно, на тебе защитная шапочка, герметических перчаток у тебя в коробке целый набор. Открываешь коробку, достаешь шапочку и перчатки, облачаешься, берешь свою удавку…

– Защитная шапочка и герметические перчатки – способ не оставить на кровати и на теле никаких волокон, – подсказала Пибоди.

– Верно. План составлен заранее, на продумывание деталей потрачено изрядное время. Наступает самый важный момент: ты залезаешь на кровать и придаешь бесчувственному телу сидячее положение, так тебе удобнее.

Обойдя тело, Ева встала у изголовья.

– Проволока тонкая и острая. Следовало бы заранее загнуть ее концы, чтобы было за что ухватиться и держать. Ты не собираешься причинять ей боль, тебе не нужно видеть, как наступает смерть – где тут личная неприязнь? Зачем видеть лицо, когда превращаешь человека в мертвый предмет? Достаточно ощущать, как врезается в тело проволока. О сексе речи нет, об удовольствии тоже – только о правосудии. Все происходит быстро.

Ты ничего не оставляешь на месте преступления. Проволока убирается в коробку – может, сначала в целлофановый пакет, но потом – в коробку. Ты кладешь труп на спину, поправляешь помявшуюся кровать. Аккуратность прежде всего. Смотришь ли ты на нее теперь?

Ева уставилась на лицо Баствик.

– Скорее всего, нет – еще нет. Самообладание на высоте, руки не трясутся. Задача пока не выполнена, надо еще сделать надпись. Надпись – вот что главное.

«Для тебя это тоже главное», – сказала Ева себе. Важно помнить, что Баствик была для убийцы не человеком, а вещью. Манекеном, частью инсталляции.

– Ты достаешь из коробки фломастер. Ты все предусмотрел. Ты точно знаешь, что хочешь сказать. Ты тренировался, у тебя все отрепетировано. Четкие заглавные буквы, ни намека на почерк, который помог бы тебя опознать. Ты все продумал.

Перчатки и шапочка кладутся в другой пакет и тоже убираются в коробку. Потом ты от них избавишься. Ты уже знаешь, где и как это произойдет. А вот теперь ты делаешь шаг назад и любуешься своей работой. Ты уже способен ее оценить. Ты сделал это, сделал так, как все себе представлял, так, как подготовился. Ты уже немного дрожишь – но это от удовольствия. Работа произведена отменно. Кто же знал, что это доставит столько радости?

Но медлить нельзя, иначе все пойдет насмарку. Пальто, перчатки, шарф, головной убор, коробка. Тебя тянет пуститься в пляс, засвистеть победную песенку. Ты улыбаешься – держу пари, ты загораживаешь коробкой свою улыбку до ушей, когда идешь к лифту, едешь вниз и уходишь. Все вместе заняло двадцать семь минут.

Ева кивнула самой себе, засунула руки в карманы и посмотрела на Морриса.

– Как впечатление?

– Прямо скрипка Страдивари! – похвалил он. – Рана на шее почти хирургической чистоты, что указывает на отсутствие колебаний. То, куда брызнула кровь, свидетельствует, что сначала она била вертикально, потом горизонтально. Сначала потерпевшая сидела, потом ее положили. Ее одежда в лаборатории, но при первичном осмотре мы не нашли ни волокон, ни волос – только ее собственные.