Книга Ночь на хуторе близ Диканьки - Андрей Белянин

Ну а что же тут поделаешь, коли сын с мамой нашли общий язык и не собираются раздувать желательную скандальность на всё село? Не по-людски как-то получается…

– Заходьте, будь ласка, до дому, до хаты, гости дорогие! – нарочито суетилась дражайшая (уж оставим это определение, дарованное ей самим дьяком!) Солоха. – Сыноньку, ты що ж товарища за стол не сажаешь? Ох, то не по-человечески буде, мы ж, поди, не басурмане, не католики, не турки, а?! Сидайте, сидайте! Може, вже по стопочке горилки, для аппетиту?

Вакула, изумлённый ничуть не меньше Николя, привыкшего уже за долгие годы скорее к мату и проклятиям из уст родительницы кузнеца, молча сел за стол плечом к плечу с другом, абсолютно не понимая, что тут вообще происходит, а его добрая (точно не надо ставить кавычки?) маменька продолжала нагнетать…

– А я-то тесто затеяла, та и не слышу, що там кто-то у хату ломится. Так у мене и не заперто було! От кого б я запиралась-то?! Нешто от сыноньки любимого, кровиночки моей, солнышка моего ненаглядного? – Солоха в страстном порыве чувств даже потрепала Вакулу за щёку. – А що там злые языки брешут, так вы их не слухайте! От я выйду да как погоню всех поганой метлой с моего двора! Ой, та що ж я, як дура, всё болтаю да болтаю?! У мене ж хлопцы голодные-е…

– Сыты мы, – твёрдо сказал голодный до бурчания в животе кузнец, локтем толкая друга. – Ще потравит чем…

– Да, большое спасибо, не беспокойтесь, мы так, зашли на минуточку. Вакула?

– Шо? А-а… та, мамо, мени для колеру кобальтового яйца куриные треба. Два, а лучше шесть.

– Да поди ж в курятнике возьми!

– Ни-ни, мамо. – Вакула встал из-за стола, цепляя маму под руку. – Давайте мы вместе пойдём. А то у вас петух злой як собака! Кусается, зараза, так, шо аж больно.

Солоха упиралась, охала, ахала, пыталась вырваться и удрать, лишь бы не оставлять Николя одного в доме. Но совладать с собственным сыном, слывшим первым силачом во всей губернии, разумеется, не смогла. Таким образом, у нашего героя было примерно три-четыре минуты, каковыми он и воспользовался в полной мере, проводя такой бессмысленный и беспощадный шмон, на который разве что способен только миргородский отец настоятель, проверяющий личные вещи бурсаков.

В единый миг чисто прибранная ухоженная хатка стала подобна разграбленной французами Москве или ордами варваров Риму! Всё вверх дном, всё разбросано, раскидано, перевёрнуто, опрокинуто, распахнуто, выпотрошено и развёрнуто. А толку с гулькин нос…

– Неужели Вакула обознался?

И где-то на третьей минуте разрушения крестьянского быта молодому человеку улыбнулась удача. Ну-у как улыбнулась…

– Чё надо, гимназист?

Из бадьи, где Солоха собиралась или уже поставила тесто, на Николя глянула мерзкая немытая рожа со свиным пятачком, козлиными рогами, собачьими ушами, кабаньими глазками, испанской бородкой и тонкими усиками, как у самого что ни на есть петербургского щёголя.

– Э-э?!

– Крышку закрой. И рот тоже. Ты меня не видел, я тебя, – хмуро предложил чёрт, прекрасно понимая, что не прокатит.

Николя, на миг впавший в замешательство, тем не менее твёрдой рукой ухватил нечистого за козлиную бороду.

– Вот ты каков, враг рода человеческого!

– Пусти, дурак, я защищаться буду, у меня лишай, я укусить могу!

– Вакула-а! Сюда! Пойма-а-ал… – только и успел крикнуть начинающий литератор, как чёрт вывернулся и кинулся наутёк, нарезая круги по хате. При этом нечистый дух вертел во все стороны поганым хвостом, бил копытами посуду, плевался и кидался всем, что попадётся под руку. К тому же матерился он столь изобретательно, что у Николя от зависти опустились руки.

Ежели допустить дословную передачу всего текста, то, наверное, оно было бы верхом неуважения ко всем добрым читателям, но чего ж иного можно было ожидать от чёрта?! Красный до ушей Николя, пожалуй, запомнил лишь:

– В… на… на… по… в… если ты… в… тебе… на… и… на… через плечо!

Не подумайте, что все эти неприглядности сходили рогатому с рук. Пару-тройку раз молодой человек успевал-таки приложить похабника сапогом под хвост. Потом, правда, чёрт резко обернулся и, винтом подпрыгнув вверх, копытцем сбил преследователя в угол.

Крепко приложившись затылком об стену, Николя сполз вниз, помутневшим взором видя, как нечистый бросается на грудь его, раскрыв поганый свой рот с мелкими острыми зубками, и наотмашь врезал врагу первым, что попалось под руку. Не сказать, чтоб удар был так уж силён, однако от чертячьего визга заложило уши, и хвостатый негодяй в сей же миг исчез в печке…

– Николя! Братка, да ты живой ли?! – Крепкой рукой Вакула поставил господина гимназиста на ноги. – Шо тут було?! Мы ж с маменькой от курей идём, полну корзину яиц понаотбирали, а петух же, ей-богу, кидался до нас як цепной пёс! Бачим, из трубы нашей хаты живой чертяка выпрыгнул!!! Да як даст стрекача через весь двор на тоненьких ножках, стрекулист поганый, так через плетень и усвистел! А маманя у корзину с яйцами молча села, тока за сердце держится…

– Ты… был прав, – чуть покачиваясь, признал Николя, пытаясь сфокусировать взгляд на двух-трёх кузнецах, размыто плывущих перед ним справа налево. – Это был чёрт. Настоящий. Мы тут… подрались немножко…

Вакула округлил глаза, перекрестился и с трудом вырвал из рук приятеля тяжёлую доску с нерукотворным ликом Христа Спасителя. Николя держал её мёртвой хваткой, как единственное оружие, которым можно было всерьёз дать трепака нечистому.

– Ох ты ж, страсти господни… А це у вас шо? – Кузнец осторожно сдвинул чуб приятеля – на лбу Николя алел чёткий отпечаток раздвоенного копытца. – Та-ак… то недобре, вас же в единый миг заарестуют да на допрос к дьяку поволокут, а там и до отца Кондрата дойдёт, коли не до Священного синода! Може, сбрешем, шо на вас свинья наступила, пока вы пьяный пид забором заспались, га?..

– Почему нет? – без особого энтузиазма откликнулся Николя, осторожно ощупывая голову. – Крепко припечатал?

– Да уж неслабо! Бог милостив, к завтраму сойдёт, а покуда, – кузнец порыскал где-то в сундуке и достал новенькую шапку из чёрных смушек с синим атласным верхом, – ось купил по случаю на Сорочинской ярмарке, думал, шо свататься в ей пийду. Но для вас ничого не жалко!

Он плотно, до бровей нахлобучил шапку на голову друга, так что отпечатка чертячьего копыта теперь и видно не было. Хотя сам Николя в своём городском платье стал походить на какого-то заезжего немца, бог весть с чего возжелавшего непременно привезти в качестве сувенира козацкий головной убор. Такие, говорят, и по сей день встречаются в Киеве на Крещатике, скупающие оптом местное козачье барахло…

– От то и добре. Пошли-ка отселя, по дороге погуторим.

Через минуту героическая парочка, кузнец и гимназист, вышли во двор, под руку прошествовав мимо так и сидящей на яйцах Солохи.

– Мамо, мы до шинка. Вы бы там трохи прибрались у хати…