Книга Сказания Меекханского пограничья. Восток – Запад - Роберт М. Вегнер

– А твои дальние родственники?

– Никого нет – не здесь. Я с севера, и там остались какие-то тетушки и дядюшки, которые, как и мы, в конце зимы заправляли хлеб желудевой мукою, – скривилась она. – Наверняка обрадовались бы, свались им на голову девица-подросток, а с ней вместе – слово «приданое».

– Потому ты осталась с верданно?

– А что такого? – гневно вскинулась она: ей не понравился сам его тон, слишком много раз слышала полные фальшивой заботы слова, произнесенные подобным голосом. – Думаешь, мне было у них худо? Что я с утра до ночи управлялась по хозяйству за кусок хлеба и угол для сна, как пришлось бы мне жить, займись мной какая-нибудь «правильная» семья? Тогда моя жизнь наверняка закончилась бы лет в четырнадцать рождением внебрачного ублюдка, которого сострогал бы мне мой славный опекун. Верданно приняли меня и воспитали как собственную дочь. А когда я решила жить как мне хочется, дали мне благословение, саблю и хорошего коня.

– Но я ведь ничего такого не сказал… – Ловчий поднял ладонь в защитном жесте.

Кайлеан гневно фыркнула и снова принялась вглядываться в пламя:

– Слишком часто.

– Прошу прощения?

– Я слишком часто слыхала подобные слова. Ох, это то бедное дитя, которой приходится прислуживать грязнулям. Ах, это та сиротка, что управляется на кухне у дикарей. Ой-ей, что за стыд, меекханская девица вынуждена делать такие вещи. И так далее. Когда мы добрались до первого городка – это была полная дыра, кажется Гвирет, – тамошний бургомистр отобрал меня у Анд’эверса и отдал в «лучшие руки». Я сделалась служанкой у местного мясника. И новый мой опекун прилез ко мне в первую же ночь и начал меня лапать. В мои всего лишь тринадцать я была рослой и к тому же – ничьей. Потому-то он и думал, что может сделать со мной все, что захочет.

Она замолчала на миг, подтянула колени под подбородок, застыла так:

– Хуже всего, что и я так думала. Что я – ничья. Что у меня нет никого и ничего. На следующий день один из пареньков Анд’эверса, Дер’эко, случайно повстречал меня на улице, когда я шла на рынок. Я прорыдала всю ночь, а он сразу же это приметил. Почти силой затащил меня к тетушке Вее’ре, она же в несколько минут вытянула из меня все, что я обещала никогда и никому не рассказывать. Я выплакалась у нее на коленях, словно малое дитя. А потом я подняла взгляд и увидела выражение лица Анд’эверса. И Дер’эко, и Рук’герта, и Дет’мона. И внезапно я поняла, что больше я не ничья. Что я – их, а они – мои. В тот самый день кузнец в компании четырех сыновей проведал мясника. Не знаю, что ему сказали, но, едва только вышли, тот, бледный и трясущийся, побежал к бургомистру и отказался от опеки надо мной. А потом мы оттуда выехали и попали в Лифрев. Ну и история почти повторилась. Почти, поскольку в городе тогда стояла панцирная сотня, а командир ее, полковник Йасферд, знал Анд’эверса. И он настоял на том, чтобы меня не забирали у верданно. Однако сперва поговорил со мной, и окончательно, пожалуй, его убедила истерика, которую я устроила в ответ на предположение, что мной мог бы заняться кто-то еще.

– Истерику? Ты?

– Если можно так назвать бросание всего, что попадалось мне под руку, и словесный поток, состоящий в основном из брани, то – да.

– Ага. Хотелось бы мне это увидеть.

– Не хотелось бы. – Кайлеан улыбнулась. – Вот так я и осталась в кузнице. Они воспитали меня, как и остальных своих дочерей, а все они – честные девушки. Но наслушалась я разного. Местные, может, и не лезут в чужие дела, но даже тут меекханская девчонка, живущая у фургонщиков… раздражала. Прошла пара лет, прежде чем они приняли Анд’эверса и его семью, прежде чем закончились дурацкие придирки. Да что там говорить. Пару раз мне пришлось использовать другие аргументы, нежели врожденная вежливость и красота.

– Например, какие?

Она потянулась так, что хрупнуло в спине:

– А это уже, монах, совершенно другая история. Что-то еще? А то, пока я не сплю, мы можем поболтать.

– Ты не ответила на вопрос. Отчего именно вольный чаардан, наемный отряд рубак, связанных странными узами преданности и братства? Не могло же не быть иных путей.

– Преданности и братства, – фыркнула она. – Во дела. Интересно, кто придумал такую чушь. Ты хотя бы знаешь, что означает слово «чаардан»?

– Это с даврийского?

– Верно, как и «кха-дар». Чаардан означает – приблизительно – «воюющий род», а «кха-дар» – отец. Чаардан не наемный отряд рубак, это попросту семья. Вступить в чаардан – словно вступить в брак, со всем его добром и злом. Пока ты жив – тебя не оставят на поживу врагу, а если тебя искалечат – ты не умрешь с голоду, – усмехнулась она в пространство. – А если навлечешь на чаардан позор, не найдешь места, где сумеешь укрыться.

– Ты искала еще одну семью?

– Может, и так. Ну и, ясное дело, ко всему прочему есть Ласкольник.

Ловчий понимающе кивнул:

– Не удивляюсь. Не стань я слугой Владычицы Степей, отдал бы обе руки, чтобы с ним ездить. Генно Ласкольник, живая легенда, человек, который спас империю. До сих пор рассказывают тот анекдот, как он пришел к императору и сказал…

– «Ты, бер-Арленс, или как там тебя, достаточно ли любишь эту свою империю?» – проговорили они одновременно и одновременно ухмыльнулись друг другу.

– Именно. Ты знаешь, Кайлеан, что историю эту рассказывают во всех провинциях? И все раздумывают, с чего бы это генерал Ласкольник оставил карьеру в столице и вернулся в степи, чтоб вести жизнь командира малого чаардана? Офицер, некогда имевший в подчинении тридцатитысячную конную армию. Проклятие, офицер, который из ничего эту армию создал. Это благодаря ему меекханская конница стала тем, чем она является до сих пор.

– Я езжу с ним едва полгода, потому мы не настолько близки, чтоб он исповедовался мне, но как-то говорил, что ему надоело. Надоели интриги, сплетни, наговоры, постоянная драка за влияние при дворе. Сражения, в которые его постоянно пытались втянуть, хотя он этого совершенно не желал. В столице был он дикарем из далекой провинции, даже не меекханцем, а каким-то полукровкой от варварской матери и неизвестного отца. Тамошняя аристократия всегда смотрит на людей через призму их фамилии, рода и чистоты крови.

– Я это знаю. Моя мать – не меекханка, и, хотя род ее ничем не уступает другим, мне часто приходилось отвечать на придирки и презрение всяких «лучших меня». И чаще всего, чем меньше достигли в жизни они сами, тем больше подчеркивают важность и величие своих предков. – Ловчий потянулся за спину, подбросил в костер несколько веток, огонь выстрелил искрами, затанцевал весело. – Случалось пару раз, что мне приходилось применять в дискуссиях о величии и важности родов другие аргументы, нежели врожденная вежливость и красота.

Она не могла не улыбнуться.

Внезапно почувствовала, как напряжение покидает ее, а усталость всего вчерашнего дня начинает напоминать о себе. Она укуталась в попону и принялась моститься на земле: