Книга Мистер Бикулла - Эрик Линклэйтер

— Нет! — воскликнул Лессинг. — Так дело не пойдет! Вы здесь не для того, чтобы развлекать меня! Вы вообще не должны думать. Говорите первое, что придет вам в голову, не задумываясь. Ну-ка, попытайтесь снова и на сей раз начните с вашего отца.

— С отца, — послушно повторил мистер Бикулла. — Мой отец с трудом умирал. Для него это было очень нелегко. Он был религиозным человеком, но часто менял веру. И вот он умирает и не может вспомнить, к какому вероисповеданию принадлежит. Он много раз принимал христианство. Буддизм раза два. Однажды он уверовал в Баба[10] и бабизм.[11] Это длилось больше года. Затем был Герберт Спенсер,[12] потому что тот объявил наслаждение этическим принципом. Отец разочаровался в коптской церкви и на какое-то время обратился к философии Бергсона,[13] а еще он был политеистом и с благоговением читал Ригведу.[14] И вот на смертном ложе он сомневается, не мусульманин ли он. Не может вспомнить и говорит, что религия должна быть как жена в древней Индии: с тобой в жизни и с тобой в смерти…

Около получаса Лессинг слушал его с любопытством, но и с явным недоверием. Любой психоаналитик мог только мечтать о таком пациенте: весь внешний вид мистера Бикуллы говорил о том, что он полностью расслабился, забыл о присутствии постороннего и не контролировал своих слов. Пиджак расстегнут, руки покоятся на животе. Землистого цвета лицо было спокойным и безмятежным, как будто он засыпал, а медленная речь сопровождалась глубокими вздохами. Но многое из того, что он говорил, было слишком интересно; нельзя сказать — слишком интересно, чтобы быть правдой, но все же намного логичнее и занимательнее обычного потока сознания. Это говорило о сознательном пользовании своим талантом рассказчика и о преобладании обработанных воспоминаний над спонтанными и почти бессознательными. Но когда Лессинг решил, наконец, прекратить эти подозрительные откровения, поток фраз вдруг превратился в ручеек бессвязных слов, а потом и вовсе иссяк, булькнув на прощание, как вода, выпущенная из ванны. Мистер Бикулла заснул и стал слегка похрапывать.

Лессинг разбудил его через пять минут. Пациент сел и зевнул.

— Именно так я засыпал в тюрьме, — сказал он. — Теперь я чувствую себя посвежевшим, хотя в горле пересохло от всех этих разговоров. Вы не скажете, который сейчас час?

— Пять минут седьмого.

— Сегодня я ваш последний пациент?

— Да.

— Тогда пойдемте опрокинем стаканчик-другой. Я слишком долго говорил, вы слишком долго слушали, к тому же, видимо, успели устать к моему приходу. Нам сейчас просто необходимо немного освежиться. Соглашайтесь, доктор Лессинг!

— Хорошо, — промолвил Лессинг, взглянув на дверь гостиной и снова мысленно вернувшись к недавней ссоре с Клэр: да, предстоит одолеть нелегкий путь к перемирию. — Хорошо, не возражаю.

— Тогда пойдемте! Я отведу вас в один очень приятный ресторанчик.

— Подождите всего минуту, — сказал Лессинг, откладывая в сторону дневник и блокнот и опуская письмо в карман. — Мне нужно вымыть руки. Может быть, вам тоже стоит это сделать?

— Нет, благодарю вас, — сказал мистер Бикулла. — Я готов к выходу.

Глава VI

Мистер Бикулла остановил проезжавшее мимо такси, открыл дверь и дружески похлопав Лессинга по плечу, усадил его в машину.

— В «Ритц», — сказал он водителю.

— В «Ритц»? — повторил Лессинг. — Не слишком ли роскошный ресторан?

— У меня своя теория на этот счет, — сказал мистер Бикулла. — В наши дни выгоднее всего пить в самых лучших заведениях. В дешевых барах стало далеко не дешево, к тому же вас там могут надуть, да и качество напитков не всегда на высоте. А в лучших ресторанах, хотя сейчас они стали дороже, чем раньше, вас никогда не обманут. Так что я довольно часто хожу в «Ритц» — не поесть, но выпить. Насчет еды у меня другая теория. Возможно, вы в свое время узнаете, справедлива ли она.

Немного задержавшись на Оксфорд-стрит, таксист беспрепятственно выехал на Дэвис-стрит, затем на Баркли-сквер, но, после Хей-хилл, он неожиданно повернул на Албемарль-стрит и поехал по Графтон-стрит. Мистер Бикулла нетерпеливо качнул головой и посмотрел на часы.

— Никогда эти таксисты не ездят по прямой, — пожаловался он. — У них есть свои любимые маршруты, и с пассажирами они не считаются.

— Но на Дувр-стрит одностороннее движение, — возразил Лессинг.

— Да, знаю. Но это только способствует их самоуправству. Не люблю, когда мне не дают вовремя выпить коктейль. Уже двадцать минут седьмого.

В баре отеля «Ритц» мистер Бикулла попросил два бокала сухого мартини и распорядился:

— Будьте любезны, принесите попозже еще два.

Когда официант принес им по второму бокалу, мистер Бикулла удовлетворенно вздохнул и воскликнул:

— Теперь полчаса мы можем чувствовать себя так же непринужденно, как ваши пациенты на кушетке, доктор Лессинг! Впрочем, не будем о них говорить, вы сыты ими по горло. Скажите лучше, вы знаете кого-нибудь из здешних посетителей? Люблю послушать про людей.

— Боюсь, я никого здесь не знаю, — сказал Лессинг. — Это совсем не то milieu,[15] какому я привык…

— Не совсем так, — возразил мистер Бикулла. — Например, те двое. Не аристократы, хотя у них, кажется, много денег.

— В том-то и дело. У моих друзей их нет.

— А ваши пациенты? Разве среди них нет богатых людей?

— От силы один или два. С большинством из них я встречаюсь в клинике, где они платят совсем немного, а то и вовсе не платят.

— Да, знаю, вы хороший человек. Я это с самого начала заметил. Расскажите мне о себе. Как вы стали психоаналитиком?

— Думаю, — медленно произнес Лессинг, — стремление к познанию было во мне с детства. Я не был счастлив…