Книга Дикая весна - Монс Каллентофт

Юхан поначалу сам почти в шоке. Особенно когда ему рассказали о погибших детях – они такого же возраста, что и его собственные. Бёрье с самого начала держится на удивление спокойно. Вальдемар, как всегда, непоколебим – с сигаретой в углу рта и дружелюбным взглядом, который он умеет включать, когда это требуется. Малин знает, что его жена лишилась работы несколько месяцев назад, когда обанкротилась компания «Рекс компонентс»… Однако безработица жены, похоже, мало волнует Вальдемара.

Зак, как обычно, деловит, однако заметно, что он потрясен – и как будто хочет отомстить за то, что произошло на площади, словно он не в состоянии воспринимать случившееся отстраненно и все еще находится в самом эпицентре взрыва. Это делает его таким маленьким – и одновременно таким величественным.

Они задают тысячи вопросов. Но ответы практически одни и те же.

– Вы заметили что-нибудь подозрительное?

– Нет.

– Что происходило в последние минуты перед взрывом?

– Я пил кофе, все было как обычно.

– Я ничего не знаю.

– Я ничего не заметил.

– Мне стало любопытно, и я пришел сюда.

Страх в глазах, в позах – у всех один. Что же такое произошло? Отрицание и осознание смешаны воедино и сливаются в чувство страха, однако этот страх недостаточно силен, чтобы удержать любопытных в стороне от ужасной картины. Как после одиннадцатого сентября, когда толпы любопытных устремились к тому месту, где стояли небоскребы и где погибли тысячи людей, – и по телевизору можно было наблюдать, что любопытство в глазах зевак сильнее страха.

Малин допрашивает одного за другим.

Студентка с пластырем поверх раны на лбу, всего года на четыре старше Туве.

– Я пила кока-колу в «Мёрнерс», – говорит она, – хотела посидеть на солнышке, прежде чем пойти в библиотеку заниматься. Насколько я поняла, взрыв раздался внутри банка. Почему-то у меня сложилось такое ощущение. Что вы думаете по поводу случившегося? Кто мог такое сотворить?

– Именно это мы и намерены выяснить, – отвечает Малин и видит, что девушка, стоящая перед ней, не питает особого доверия к способностям полиции.

И вот, по прошествии нескольких часов, все находящиеся на площади опрошены. А также все сотрудники банка, включая директора филиала. Правда, несколько сотрудников еще до прибытия полиции покинули здание и отправились домой.

Большое количество полицейских в форме помогали в проведении опросов. С каким-то сомнением, словно в нерешительности, они обходили жителей Линчёпинга, собравшихся на площади, и получали те же ответы, что и Малин и ее коллеги из следственного отдела.

Никто ничего не заметил. Никто ничего не знает.

Аранссон организует, чтобы раненых, доставленных в больницу, тоже допросили – как и тех, чьи имена успели записать, но кто успел уйти, так и не побеседовав с представителями власти.

Малин идет по грудам мусора, ощущая, как осколки стекла хрустят под ногами, и видит Карин Юханнисон, которая прочесывает территорию вокруг банка в поисках каких-нибудь зацепок.

Вокруг множество полицейских.

Когда происходит нечто подобное, совсем не заметны сокращения, на которые полиция вынуждена была пойти в последние годы в свете кризиса. Все мысли о бюджете потом. Однако городу нужно куда больше полицейских. Особенно в отделе по борьбе с насилием в семье. У них невероятно низкий процент дел, передаваемых в суд, например, по педофилии. Лишь одно заявление из десяти приводит к судебному разбирательству.

«Чушь какая-то, – думает Малин. – Детей мы обязаны защитить. Чего стоит общество, которое не в состоянии защитить детей?»

Щека, детская щека.

«Кто же ты?» – думает Малин о погибшем ребенке, направляясь к Свену. Теперь в его глазах нет ни страха, ни паники. Только целенаправленность, продиктованная опытом.

– Поехали в отделение, – говорит он. – Соберемся и постараемся прояснить картину.

* * *

Поначалу Малин проехала мимо квартиры папы и мамы по Барнхемсгатан, не останавливаясь, чувствуя, что должна ехать прямо в отделение полиции в старом квартале. Но потом все же развернулась и подъехала к дому.

«Мне нужно домой, нужно к Туве и папе, я должна прийти на поминки и исполнить свой долг».

Машину она припарковала на старой автобусной площади, где один из многочисленных бомжей рылся в урне, а компания девочек-подростков в коротких юбках и тонких блузках направлялась куда-то вместе с парнем постарше, одетым в пуховик.

Даже здесь ощущался запах гари – чуть уловимый оттенок в воздухе смешивался с запахом собачьих испражнений в парке Садового общества – всех тех зимних испражнений, которые собачники были не в состоянии собрать на морозе, и теперь потихоньку оттаивающих на весеннем солнце.

На улицах лежат остатки песка, которым их посыпали. Иногда асфальт под ногами предательски скользкий, как напоминание, что холод ушел совсем недавно. Малин тщетно пыталась избежать этого чувства на парковке, и теперь она стоит у окна в гостиной родительской квартиры, где когда-то стояли на подоконнике ныне давно увядшие растения. Малин оглядывается, прислушивается к звукам, которые издают папа и Туве на кухне.

Гости уже разошлись.

Кофе весь выпит, но жирный, тяжелый запах пирожных и бутербродного торта все еще висит в воздухе, от чего у Малин просыпается голод.

В кухне папа стоит у мойки, быстро водя щеткой по старинному фарфору; Туве вытирает свежевымытую посуду.

– В холодильнике есть еда, если ты проголодалась.

Он улыбается Малин, смотрит почти с облегчением. «Ты теперь свободен, папа, не так ли?»

– Я не голодна, – отвечает она.

– Ты должна была проголодаться, – говорит Туве. – Съешь чего-нибудь.

Малин открывает холодильник и берет с бутербродного торта несколько креветок.

Прямо перед ней в холодильнике – бутылка мандаринового ликера.

Тяга к спиртному ударяет в живот, в сердце, в душу, и Малин произносит:

– Туве, ты обожала такие вот креветки из банки, когда была маленькая.

– Не представляю себе, – отзывается Туве. – Мне кажется, у меня все же был хоть какой-то вкус. Я ведь не ела этих креветок прямо из банки?

Папа смеется, но смех тут же обрывается.

– В четверг встреча по поводу наследства, – говорит папа. – У адвоката Страндквиста. В два часа в его конторе на улице Святого Ларса, двенадцать. Это необходимо сделать.

«Ясное дело, необходимо», – думает Малин. И против своей воли начинает думать о наследстве, оставшемся от мамы, – знает, что в нынешней ситуации папа получит все, однако жадность сжимает горло. Она не отказалась бы получить хоть часть тех миллионов, которые можно выручить от продажи их квартиры на Тенерифе.