Книга Записки современного человека и несколько слов о любви (сборник) - Владимир Гой

Он уехал в ту далекую страну не за деньгами, хотя платили в те времена там больше чем где-либо. Его личная жизнь в Риге треснула, и он, отколовшись от уже бывшей семьи, укатил за Урал. Там в небольшом городке поступил на курсы экскаваторщиков, за три месяца их закончил и принялся копать сибирскую землю для газовых и нефтяных труб.

Их сажали в вертолет и закидывали на десять дней за несколько сотен километров, где их домом становились будки на колесах, в каждой из которых размещалось по пять-шесть человек. Одни валили вековые деревья, другие срезали с них ветви, третьи копали на экскаваторах и рулили на бульдозерах. Такая бригада из тридцати человек была единым организмом, каждый вкалывал на совесть, но у каждого был свой характер и своя история.

То, что чеченец Руслан кого-то там у себя в горах отправил к праотцам, здесь знали все. После отсидки большого срока он не стал возвращаться домой, где его ждала кровная месть, а прикатил сюда. Татарин из Казани орудовал бензопилой на загляденье, под его рукой вековые деревья валились туда, куда он хотел. А непререкаемый авторитет дядя Коля закапывал на своем бульдозере громадные стальные трубы, он вообще говорил мало, но его слово было законом. Если где-то в округе возникала проблема, хоть за триста километров, к нему приезжали советоваться, как поступить. Ни один волосок не падал ни с чьей головы без его разрешения, но он и вправду был справедлив, за беспредел наказывал похуже любого суда. Поэтому бывшие уголовники (которые очень часто превращались в не-бывших) подчинялись его слову беспрекословно. А те, кто всегда был в ладах с законом, просто его уважали.

Первый и единственный раз дядю Колю посадили еще в шестьдесят пятом. Он был подающий надежды спортсмен, боксер-тяжеловес, и выступал за Советскую Армию, куда его призвали служить. Один молодой офицер на свою беду как-то его очень обидел, и Коля с одного удара уложил его на месте. Если б тот не отдал богу душу, может, все решилось бы по-другому, а так – трибунал, учитывая все обстоятельства, вкатил ему десять лет строгого режима. Это было и не много, и не мало, но уже в лагере, где царили свои законы, он постоянно добавлял себе срок или, как у них говорили, «раскручивался». Но в конце концов ему все же удалось выйти, а далеко уезжать от места, где он сидел, не стал, так и остался здесь. Правда, раз в году улетал навещать престарелую мать где-то в центральной России.

Вечером, после грохота экскаваторов и мощного рокота бульдозеров, наступала сумасшедшая тишина. В воздухе висело противное жужжанье гнуса и раздавалось вечернее пение птиц, которые пришли в себя после непривычного для них шума, а откуда-то издалека доносился рев медведя. Днем, казалось, все спряталось, а к вечеру стало понемногу оживать.

Вокруг застучали металлические краники подвесных рукомойников, люди смывали с себя пот сегодняшнего дня, уже заранее мечтая сходить в баньку, когда вернутся на Большую землю.

Повар Равшан, узбек, сам мечтал работать на бульдозере или просто валить лес, но однажды имел неосторожность приготовить плов и какой-то суп, чтобы похвастать, какая вкусная у них, узбеков, кухня. Дяде Коле, как и всем остальным, так понравилось, что бедолаге перешли в управление самые большие в тайге кастрюли и поварешки. Но зато народ был доволен и стряпню его нахваливал.

За столом сидели строго в соответствии своему положению в бригаде: во главе дядя Коля, а уже потом все остальные. Этот порядок пришел еще из тюрьмы, только теперь рядом с ним сидели не те, кто блатовал, а те, кто хорошо работал. Умникам, которые пытались принести в этот мир воровские законы, он внятно разъяснял, чем это для них кончится, намекая, что здесь и дерево может не так упасть, и бульдозер может случайно наехать. Они или уезжали, или становились командой.

Ринат из Казани приехал в тайгу заработать побольше денег, за этим сюда, в общем-то, все и приезжали. Но где-то там, у себя на родине, нахватался дурных манер. Работать он начал неплохо, и вел себя вроде смирно. Но потом из него вдруг полезла такая блатота, словно он всю свою недлинную жизнь, начиная с рождения, в тюрьме провел.

Сидели они однажды за столом, а он «поливает»: «Да у нас в Казани не то что где-то в другом месте, и мужики круче, да и вообще мы, татары, всю Россию имели, поэтому вы все немного на нас и похожи».

У чеченца Руслана стали загораться глаза, и другие не по-хорошему напряглись. Повар Равшан не выдержал, отчего начал говорить с сильным акцентом: «Нехорошо говоришь! Помолчи лучше!» Но того поперло: «А вы там вообще чурки!» Равшан недоуменно посмотрел в сторону дяди Коли, тот показал глазами – мол, успокойся. Много еще чего дали сказать Ринату, а когда он закончил, дядя Коля, ковыряя спичкой в зубах, лениво так спросил: «А как там пень ваш знаменитый?» Ринат недоуменно посмотрел в его сторону: «Какой пень?» – «Ну, как же! Главная ваша достопримечательность!» Тот опять недоуменно пожал плечами: «Какая достопримечательность!? Какой пень?» – «Да тот самый, на котором покоритель Сибири Ермак стоял, когда такие, как ты, у него отсасывали!» Тридцать человек ржали так, что казалось, листья осыпятся с деревьев. А «крутой» Ринат после этого случая отправился восвояси, потому что история эта облетела всех, а таких здесь не уважают.

Забытые розы

О, эти случайные встречи! Иногда они переворачивают нашу жизнь с ног на голову, превращаясь в бурные романы. А иной раз мы отделываемся легким сексом, о котором с удовольствием вспоминаем на следующий день, чтобы потом забыть о нем навсегда. Но если когда-нибудь ты случайно встречаешь ту, с которой тебя связывает всего лишь приятное воспоминание, это может кончиться неизвестно чем.

Шел легкий снег. Она стояла на улице возле маленького салона в Старом городе и курила тонкую длинную сигарету. Он узнал ее сразу – те бурные встречи лет шесть назад, которые прервались так же неожиданно, как и начались, забыть было невозможно. Там не было никакой любви, но был юмор, короткие свидания и совсем немного секса. Но зато какого!

В первую встречу он подарил ей огромный букет, который в этот же вечер стоял у широкой постели в ее спальне, и двадцать пять роскошных роз наблюдали за белеющими в полутьме извивающимися молодыми телами. Потом было еще несколько на редкость страстных ночей, а потом они просто перестали видеться – как говорят, «расстались друзьями». Позже через общих знакомых он узнал, что она вышла замуж, слегка расстроился, но вспомнив, что сам уже три года как женат, успокоился, мысленно пожелав ей счастья. Иногда он вспоминал ее, вернее, ему о ней напоминали – видели там-то, передавали от нее приветы, он благодарил – и забывал.

Эвия увидела Женьку, отбросила сигарету и, обвив его шею руками, впилась ему в губы долгим, сладким поцелуем с запахом коньяка и шоколада. Он был немного удивлен и сильно обрадован таким жарким приемом на перекрестке двух улиц. Дверь салона приоткрылась, оттуда показалась еще одна симпатичная женская головка и проворковала: «Эвия, отпусти прохожего!» Та оторвала свои губы от Женькиных, посмотрела ему в глаза и сказала: «Это мой прохожий».

В салоне праздновали чей-то день рождения, он выпил со всеми за чье-то здоровье и выскользнул за дверь, шепнув Эвии на всякий случай, где его найти.