Книга Легкая палата - Надежда Нелидова

Погулять во дворик выходит ночью. Единственное развлечение – видики да молодая жена.

– Доразвлекались, – хлопает себя по круглому животику Ленка.

Больница расположена на горе. Рядом через ложбину – карачаевский посёлок. Добротные двух-и трёхэтажные каменные дома, высокие ограды из булыжника. Еще нет шести утра, мы с украинкой Людой стоим у окна.

Мне не спится из-за хронического сосущего чувства голода, а у нее почки, колют пенициллин. Нам хорошо видно, что происходит в ближнем дворе. Мечется черноволосая женщина в платке, телогрейке, татарских галошах на босу ногу. Вот выпускает в загон целое стадо блеющих баранов и двух ослиц. Так вот кто не даёт спать нам по утрам своими мерзкими криками!

Тем временем женщина вилами надергала из стога сено. Схватила вёдра и скрывается с ними, то под навесом, то в подвале. На полчаса двор пустеет.

Затем из подземного гаража выкатывается лакированная «девятка». В неё величаво садится дама в элегантном кожаном пальто, с высокой прической. Трудно узнать в ней ту мечущуюся женщину с испачканными в навозе ногами.

– Молодцы, люблю, – уважительно говорит Люда, сама очень домовитая и чистоплотная. – А то есть такие: до полудня дрыхнут, а потом шипят, соседи, мол, с ног до головы в золоте ходят.

Окна заменяют нам телевизор. Одно выходит во двор перед роддомом. Наблюдаем, как многочисленное местное семейство на нескольких машинах почтительно встречает молодую женщину с младенцем.

– Вот приедет она домой, – комментирует кто-то, – и всё почтение к мамочке ку-ку. Разом впряжётся в обыденные дела, а их без неё накопился воз и маленькая тележка. Никаких нежностей, никаких поблажек. Врачи говорят, что молодой матери нужно больше отдыхать, спать. Как бы не так.

Дом должен быть в чистоте, скотина ухоженная. Муж обстиран-накормлен – ублажён. А как ты с ребёнком управляешься и спишь по десять минут, привалившись в сарае к боку коровы, – это никого не касается. Для местных мамочек неделя после родов – величайший подарок судьбы. Отсыпаются за всю жизнь. Своими ушами слышала, как одна уговаривала врача подольше не выписывать…

К нам кладут высокую худощавую кабардинку Мадину. Она из Нальчика, ждёт первенца. Приехала погостить к тётке, упала. Начали отходить воды, а срок всего пять месяцев. Привезли в неотложке.

Шансов спасти ребенка почти никаких. Но врачи надеются, запретили ей вставать. Мы кормим её, следим за капельницей, выносим судно. Мадина в сотый раз рассказывает, как у нее на лестнице закружилась голова… Очнулась на земле.

– Сглазили, – уверенно заключает Люда. – Сглазили тебя, девушка, ясно, как день. От сглаза нужно лицо вот так три раза обмахнуть тыльной стороной ладони, будто пот утираешь. Подолом с исподу – тоже помогает. Хорошо шесть булавок в кофту втыкать кверху головками. Или в кармане носить зеркальце – блестящей стороной наружу.

– Вот так или вот так лучше? – мусульманка Мадина, с недоверчивой улыбкой, шаловливо воспроизводит эти чисто русские способы уберечься от порчи. Потом испуганно отмахивается, закрывает глаза и шепчет. Наверно, просит прощения у Аллаха за шалость.

Наши койки стоят рядом, и мы с ней часто шепчемся. Она спрашивает, видела ли я когда-либо кавказские свадьбы?

– Ай, если бы только это видела. Гул, стон до неба стоит. Вот ты стояла рядом… – она с трудом подыскивает сравнение, – рядом с несущимся грузовым поездом? Страшно, да, земля качается? Вот и здесь так. Земля трясется от могучего топота мужских ног, а ведь обуты они в мягкие сапоги без каблуков. Мужчины пляшут неистово, по многу часов. Иногда сутки подряд, а никто из них не пьян. Дрожь берет тех, кто видит эту пляску. Ай, если бы ты видела наши свадьбы!

А у Мадины дела все хуже. Её кладут в отдельную палату. Ставят стимулирующую капельницу: она будет рожать. Так получилось, что мы с Мадиной сошлись ближе всех: она приезжая, я тоже. И она умоляюще стискивает мне руку своей смуглой сухой горячей рукой. Она так боится остаться одна! Честно говоря, я сама трясусь, как овечий хвост. Мне никогда не приходилось присутствовать при этом. Мадина начинает кричать: «Больно!» Входят врачи и, слава богу, прогоняют меня.

…– Ой, да не вечер, да не вечер, – уютно мурлычет Люда, копошась в тумбочке. Выкладывает свои вещи: завтра её выписывают.

– Люда, пой громче!

– … Мне малым-мало спалось,

Ой, да во сне привиделось…

На Людин приятный голос заглянула женщина в больничном халате, присела на краешек Ленкиной койки. Перевязанные пуховыми шалями черкешенки встали в дверях, сложив руки под грудью. Лица непроницаемые, задумчивые.

– Будто конь мой вороной

Разыгрался, расплясался…

И вот уже знакомый мотив подхватила вся палата. Песня разбивается на несколько голосов: низкие грудные и высокие серебряные. Рвётся из палаты, становится слаженной, набирает вольность и трагическую силу.

– Ой, налетели ветры злые…

Всё еще впереди. Злые ветры, раздувшие пожар внутри страны, раздел Союза. Взрывы жилых домов в Буйнакске и Волгодонске, захват родильного дома в Будённовске. Теракты, пущенные под откос пассажирские поезда, призывы к великой священной войне…

Ничего этого пока нет. Разрумянившиеся, с блестящими глазами, мы переглядываемся, невольно улыбаясь друг другу, звонко, беззаботно выводим:

– Ой, да сорвали чёрну шапку

С моей буйной головы…

ВЗДОРНАЯ ГРАЖДАНКА ЛАВРИК

«…Хирург Н. давно на пенсии, но продолжает практиковать. Вымотанный после нескольких ночных экстренных операций, под утро с чистой душой и праведным сердцем пригубил напёрсточек спирта – а может, и чуть больше напёрстка: история умалчивает. Прикорнул в ординаторской на заботливо застелённой кушетке, накинул простынку – и забылся глубоким сном. Настолько глубоким, что не слышал, как над ним, хихикая, трудились в шесть рук негодницы сестрички (и несколько часов на ногах в операционной им нипочём), добросовестно смётывая простыню с простынёй. Так что заслуженный хирург через полчаса напоминал то ли туго спеленатого младенца, то ли туриста в спальном мешке, то ли мумию египетскую.

Затем сёстры на цыпочках удалились только затем, чтобы тут же в панике вбежать и прокричать об очередной срочной операции. Отчаянное барахтанье и дёрганье привели лишь к тому, что большой белый кокон упал с кушетки и, извиваясь и крутясь, покатился по полу. Использовалась ли хирургом, в тщетных попытках освободиться, ненормативная лексика, и какая именно – история также умалчивает.

…В травматологию нянечкой устроилась девица: по-деревенски свежая, крепкая, пухленькая. Наглядевшись на томных городских, изнурённых диетами девиц, вознамерилась, во что бы то ни стало худеть, но при её здоровых аппетитах, да на больничных кашах это никак не удавалось. И до того она достала всех своим нытьём, что сердобольный медбрат-студент посоветовал новенькой единственное и самое лучшее в мире средство для похудения: принять внутрь стакан, а лучше два, магнезии. И час, а лучше два, ничего больше в рот не брать.