Книга Петр Великий. Деяния самодержца - Роберт К. Масси

Иногда потешные баталии проводились на море. Королевская яхта и другие корабли, стоявшие в стокгольмской гавани, вместо пушек были оснащены пожарными насосами и брандспойтами. В одном из таких потешных боев Горн сорвал с себя почти всю одежду, прыгнул с яхты в шлюпку и направил ее навстречу королевскому кораблю. Мощные струи из брандспойтов залили его маленькую лодку, и она начала тонуть. Горн прыгнул в воду и спокойно поплыл к королевскому кораблю. Карл, перевесившись через борт, спросил приятеля, не трудно ли это – плавать? «Ничуть, – крикнул в ответ Горн, – если не бояться». Задетый этим вызовом, Карл немедленно прыгнул за борт. Он неистово барахтался, но, увы, плавать не умел и мог утонуть, если бы Горн не ухватил его за одежду и не вытащил на берег.

Старшим поведение короля представлялось безумной бравадой, тогда как Карл таким образом готовил себя к опасностям войны. Он твердо решил стать закаленным и выносливым. Проспав полночи в постели, он вылезал из-под одеяла и остаток ночи спал полураздетый на голом полу. Как-то зимой он провел три ночи в промерзшей конюшне – спал, не раздеваясь и зарывшись в сено. Он стыдился малейшего проявления слабости. Нежная белая кожа казалась ему слишком женственной, и поэтому он старался загореть. Традиционный парик Карл носил только до своей первой кампании против Дании, потом он выбросил его и больше никогда не надевал.

В детстве он дружил со старшей сестрой Хедвигой Софией. Других подруг среди девочек у него не было, и когда он подрос, то не слишком жаловал женское общество. Он был холоден, высокомерен и вспыльчив, и в нем не было ничего, что могло бы привлечь противоположный пол, за исключением его сана. Многие монархи и министры иностранных дел мечтали заключить альянс с самым могущественным государем Северной Европы путем династического брака. Шесть принцесс из разных государств предлагались ему в невесты, когда он был еще ребенком. Ничего из этого не вышло, да и потом Карла еще долго выводило из себя даже само упоминание о супружестве. Наиболее реальной кандидатурой была принцесса София Датская, пятью годами старше Карла, но после того, как началась Северная война и Дания оказалась в стане врагов Швеции, этот союз сделался невозможным.

Зато другой намечавшийся брак принес ему нового товарища. В 1698 году в Стокгольм прибыл его кузен – Фридрих IV, герцог Гольштейн-Готторпский, чтобы взять в жены Хедвигу Софию. Герцог был на шесть лет старше Карла и еще больший сорвиголова. Он втянул Карла в водоворот сумасбродных выходок, которые продолжались с апреля по август и были прозваны в Швеции «готторпским безумием». В компании прибывших с герцогом молодых удальцов кузены принялись состязаться друг с другом в дерзких и рискованных затеях. Они загоняли коней, пока те, вес в мыли, не валились на землю. Они гоняли зайцев по галереям парламента. Они палили из пистолетов по окнам дворца и выкидывали во двор столы и кресла. По слухам, они «стреляли» за обедом вишневыми косточками в физиономии министров и выбивали подносы из рук лакеев. Среди бела дня они галопом проносились по улицам, размахивая обнаженными шпагами и срывая с прохожих шляпы и парики. А по ночам горожане, разбуженные громкими криками, приникали к окнам и видели своего короля, который в развевающейся рубахе мчался следом за герцогом. Однажды король вместе со своими голштинскими приятелями на коне въехал в комнату, где вдовствующая королева, его бабушка, играла в карты, до смерти перепугав почтенную даму.

Многие из этих историй грешили преувеличениями, притом намеренными – из желания бросить тень на непопулярного герцога и предстоящий союз. Нет свидетельств достоверности рассказов о кровавых оргиях во дворце, во время которых двое юношей срубали головы овцам, чтобы определить, кто из них сильнее и лучше владеет клинком. Но слухи не затихали: рассказывали, что полы во дворце скользкие от крови, кровь ручьями течет по лестницам, а из окон дворца вышвыривают отрубленные головы животных.

Неизвестно, много ли правды было в этих рассказах, но беспутное поведение молодых шалопаев, которых из-за их высокого положения никто не мог приструнить, вызвало сильное негодование жителей Стокгольма. Во всем винили герцога. Поговаривали, что, возможно, он втягивает короля в опасные проделки, рассчитывая погубить его, ведь через сестру короля он мог бы сам претендовать на шведский трон. По мере того как бесчинства продолжались, ропот становился все громче. Как-то в воскресенье сразу три стокгольмских пастора произнесли проповеди на одну и ту же тему: «Горе тебе, о страна, в которой правит ребенок!» Эти предостережения больно задели Карла, который, как и его отец, был искренне набожным. В августе 1698 года, когда герцог женился на его сестре и уехал к себе в Гольштейн, Карл присмирел, посерьезнел и вновь обратился к государственным делам. Он рано вставал, больше времени посвящал молитве и начал проявлять интерес к архитектуре и театру.

Но он чуть было не вернулся к старому, когда летом 1699 года вновь пожаловал герцог Фридрих. Была устроена грандиозная попойка, во время которой ручного медведя так напоили испанским вином, что он вывалился из окна и разбился насмерть. В эпилоге этой сцены очевидцы увидели Карла: одежда его была в беспорядке, а речь бессвязна. Когда он понял, что натворил, то глубоко устыдился и поклялся бабушке больше никогда в жизни не брать в рот ни капли спиртного. Как истинный протестант, он соблюдал данный зарок до конца своих дней. За исключением двух известных случаев – раз, когда он был ранен, и другой, когда он изнемогал от жажды в разгар битвы, – он не прикасался к спиртному. В Европе он слыл королем, который не пьет ничего крепче слабого пива.

* * *

Восемнадцатилетний Карл охотился на медведя в лесной чаще, когда ему сообщили, что войска Августа вторглись в шведскую Ливонию. Внешне он воспринял это известие спокойно и, обратившись с улыбкой к французскому посланнику, сказал: «Мы заставим короля Августа убраться восвояси». По возвращении в Стокгольм Карл заявил совету: «Я никогда не начну несправедливой войны, но войну справедливую я намерен продолжать до тех пор, покуда враг не будет повержен». Всю жизнь он придерживался этого принципа, поставив его выше политических интересов, а может быть, и доводов рассудка. Позднее, когда он получил не столь уж неожиданное известие о том, что датский король Фредерик начал войну, вторгшись на территорию Гольштейна, Карл сказал: «Забавно, что оба моих кузена, Фредерик и Август, хотят воевать со мной. Пусть так. Но король Август нарушил свое слово. А потому наше дело правое, и Бог нам поможет. Сперва я покончу с одним противником, а потом разберусь и с другим». Тогда Карл не знал, что против него готовится выступить и третий противник – русский царь Петр.

Военный престиж Швеции был достаточно высок, и противники реально оценивали шведскую мощь. Но они видели, что Швецию ослабляет состояние верховной власти. Вся власть и ответственность – гражданская и военная – лежала на плечах восемнадцатилетнего короля. Конечно, у Карла могли быть советники и министры, наставники, генералы и адмиралы, но при всем том он был абсолютный монарх и, судя по донесениям, поступал то как упрямец и грубиян, то как бесшабашный сорвиголова. Для того чтобы возглавить сопротивление нации сразу трем могущественным противникам, такое сочетание качеств представлялось не совсем подходящим.