Книга Сын города - Том Поллок

– Ага, но все же – кто бы это ни был, держу пари, мы могли бы ему показать.

Мы. Она не знала, с чего вдруг так сказала.

Асфальтово-серые глаза встретились с ее глазами. Парень улыбнулся, и она улыбнулась в ответ, но потом он с сожалением покачал головой.

– Ты не знаешь, о чем говоришь. Слушай, ты занятная – в костеломающем смысле. Может, когда все это закончится, ты сможешь найти меня. – Он бледно улыбнулся. Не было похоже, чтобы он питал особые надежды, что «когда все это закончится», от него останется хоть что-то, что можно будет найти.

– И где мне искать тебя? – поинтересовалась Бет.

Помедлив, он сказал:

– Судя по выговору, ты из Хакни…

Она кивнула.

– Хорошо. Девочка из Хакни, ищи меня на танцах, где свет служит музыкой, где бег Рельсовой химеры бьет в барабаны. – Он оценивающе наблюдал за нею. – Ищи меня в преломленном свете, когда все это закончится, и, может быть, тогда мы потанцуем. А пока иди. Хватит и того, что мне предстоит выйти против надвигающегося. Не хватало еще, чтобы ты путалась под ногами.

Предложение уйти сжало желудок Бет железным кулаком.

– Почему нет? – прошептала она.

Он улыбнулся ей одной стороной губ:

– Потому что я спас твою жизнь, – пояснил он. – Будет обидно, если зря напрягался.

– Послушай, приятель… – начала было Бет, но в это мгновение серокожий парень вскочил и припустил прочь вдоль путей.

Бет выругалась и побежала за ним. Она никогда не бегала так быстро; ее истерзанные мышцы протестующее скрипели, как рельсы, мелькающие под ногами. Секунду они бежали бок о бок, потом медленно, мучительно медленно, он вырвался вперед. Дыхание обжигало легкие Бет, а он просто бежал все быстрее и быстрее. Его движения стали странно плавными, волнообразными, как у уличной крысы. Он уже почти не выглядел человеком.

Серокожий вспрыгнул на стену виадука и превратился в силуэт на фоне Лондона. На мгновение хаотичный контур города на фоне неба показался ей армией, вставшей за спиной тощего парня. Потом он спрыгнул с края.

Бет подбежала несколько секунд спустя, хрипя и ругаясь. Вытянула шею, заглядывая за стену. Ранние утренние машины гудели с улицы под нею. Но среди их проносящихся мимо теней она не увидела никого.

Глава 7

Барьер Темзы взрезает воду, сверкая, как костяшки гигантской латной перчатки. Суббота, и потому промышленные зоны Северного Гринвича безжизненны – небольшие огражденные пустыри. Гаттергласс может появиться где угодно в Лондоне, но есть места, где мусорный дух становится сильнее, где он срастается с каждым кирпичиком, с каждой порой в бетоне.

Я сижу на корточках на автостоянке, позади машины с двумя отсутствующими колпаками и картонной табличкой «Продается» в окне. Мимо шмыгают крысы, но я не обращаю на них внимания. Рано или поздно они передадут сообщение Гласу, но я хочу, чтобы оно дошло быстрее.

Погружаю руку в землю. Почва рассыпается между пальцами, маленькие черные муравьи кишат на моей ладони. Так-то лучше.

Я вытягиваю из кармана маленькую бутылочку, зубами сдергиваю крышку и позволяю парам достичь усиков насекомых. Они замирают на мгновение, потом исступленно трепещут и мчатся по тыльной стороне моей руки, вниз – по ноге, и, наконец, – в землю. Ничто не сравнится с коллективным разумом роя по скорости передачи данных.

Теперь я жду и думаю о девушке из вчерашней ночи – о ее широких плоских скулах и растрепанных волосах.

«Мы могли бы ему показать», – сказала она: мы, хотя я познакомился с нею всего за пять минут до этого и мог унюхать ужас в ее поту сквозь всю толпу на Оксфорд-стрит субботним днем. Что за человек может так думать? Мы.

Я один, и это секрет, поэтому я позволяю себе улыбнуться.

Над головой кружат и орут чайки. Пока я смотрю, одна выпадает из ленивого круга и молниеносно пикирует к земле, быстро хлопая крыльями, чтобы смягчить посадку. Чайка косит на меня желтым глазом. Я вижу комок, растягивающий ее горло, вижу, как она дергает головой назад и вперед и тужится.

Со скользким хлюпом клубок червей и мокриц вываливается из ее клюва на землю, расползаясь по бетону. Мой маленький муравей отбегает от кучки – его работа сделана. За ним тянется липкий след птичьей слюны.

Я наблюдаю, как трудятся жуки: тащат пустые трубочки из фольги, пакеты от чипсов и куски фанеры в центр пустыря. Свирепо скрежещущими жвалами жуки-слоники рвут полиэтиленовые пакеты на полоски. Сначала формируются пальцы, потом икры и бедра, и передо мной неуверенно встает беспорядочная мусорная скульптура.

Мигают глаза – яичные скорлупки. Они и только они всегда одни и те же. На этот раз Глас – женщина: ржавый велосипедный руль служит ей бедрами, длинные полоски порванного пластика – волосами. Головной конец червя грустно извивается на конце одной из рук. Я нахожу в грязи у ног палочку от фруктового льда и протягиваю ей. Червяк обвивается вокруг палочки и сгибает ее, превращая в суставы пальцев.

– Спасибо, – говорит Глас. Яично-скорлупковый пристальный взгляд фиксирует ожоги и черные кровоподтеки на моей груди. Еще вчера она бы неодобрительно восклицала или сочувственно ворковала, но с тех пор многое изменилось.

– Ничего, с чем не справилась бы твоя способность исцеляться, – с удовлетворением замечает она. – Призрак мертв, как я понимаю?

– Заземлил его за «Ватерлоо», – уточняю я. – Отделался легким испугом. Думаю, избыток энергии оказался для нее чрезмерным и сломал за несколько часов. Она была в замешательстве, уже истекала кровью. В конце концов, я просто проявил милосердие.

– Уже что-то. Хоть и мелочь. – Глас вздыхает, как будто теперь должна быть благодарна за мелочи. Поколебавшись, добавляет: – Мои голуби видели очертания волка, бродящего по стройплощадке. И Балковый Паук сообщили, что около полуночи позавчера вечером почувствовал всплеск силы через сеть. В то самое время, когда, как ты говоришь, призрак вошел в зону Выси. – Ее голос сквозит сочувствием. – Мне жаль, Филиус, действительно жаль, но Высь собирает свои силы. Не осталось никаких сомнений: это он.

Чувствую, как будто пытаюсь проглотить кусок кирпича. До сих пор я не осознавал, как сильно надеялся, что Глас ошибается.

– Не понимаю, – бормочу я. – Почему теперь?

Она поворачивает голову. Ветерок раздувает пряди мусорно-мешковых волос, заслоняя лицо.

– Филиус, – осторожно говорит она. – Ты должен знать кое-что еще. Ходят слухи – и если Высь готовится к войне, то, возможно, лишь потому, что прислушался к ним. – Она облизывает губы языком из старой губки.

Волнение охватывает меня.

– Какие слухи? – спрашиваю я.

– Что скоро дорожные знаки перестроятся, – она говорит очень тихо, – а бездомные кошки, задрав хвосты трубой, замаршируют по тротуарам.