Книга Шесть камешков на счастье - Кевин Алан Милн

Утро в понедельник начинается со звонка из больницы: нас просят забрать личные вещи отца.

– Да не нужна мне его одежда! – слышу я мамин крик в телефонную трубку. – А разве у него было что-то еще? Приготовьте камни из его карманов и бумажник. Остальное можете выкинуть.

Мамино эмоциональное состояние, кажется, с каждым днем становится хуже. Вести машину она не может, и я вызываюсь отвезти их с Элис в больницу. Как я и думал, с папиными камнями она обращается так, словно это бриллианты в тысячу каратов. Закрывает глаза и сжимает их в кулаке, но чувствует камни скорее душой, чем пальцами. А потом съеживается, начинает всхлипывать, затем плакать и снова рыдать – все эти метаморфозы происходят с ней в течение нескольких секунд. Два медбрата рядом делают вид, что не замечают ее истерического припадка. Мы с Элис обнимаем ее за плечи.

Как только она чуть-чуть успокаивается, сразу же говорит, что нужно принести цветы тому, кому папа пытался помочь на шоссе. Сейчас этот человек в реанимации и ждет пересадку сердца. Нам сказали, что его зовут Хесус Рамирес.

Надо же. Папа практически помог Иисусу[3].

Когда мы заходим в палату, вся семья Рамиреса встречает нас у его койки. Я почти никого не запомнил по именам из этих восьми человек. Среди них и мальчик, который был в машине, когда с папой случилось несчастье. Жена Хесуса, Мария, единственная из всех более-менее сносно говорит по-английски, поэтому берет на себя обязанности парламентера.

– Мой муж быть грустным, что ваш муж погибнуть, – говорит она. И кивком указывает в сторону сидящих у койки ее мужа родственников: – Мы все быть очень грустными.

Мама тоже кивает и изображает улыбку. Затем протягивает свой фирменный букет со словами:

– Передайте мужу – пусть его сердце побыстрее пройдет.

Мария переводит Хесусу слова мамы, а потом отвечает:

– Мой муж говорить, что он надеяться, что боль в ваше сердце тоже быстро пройдет.

Она проводит кистью руки по груди, как бы показывая, что имеет в виду.

И тут Элис, которая с самого вечера в пятницу не сказала почти ни слова, вдруг начинает расспрашивать Марию об аварии. Я рад, что у нее хватило смелости: те сводки, которые предоставили сотрудники больницы, язык не поворачивается назвать исчерпывающими.

С минуту-две Мария и Хесус что-то бурно обсуждают на испанском, затем Мария снова оборачивается к нам:

– Хорошо, я говорить. Мой муж и мой сын Пауль – он быть восемь лет. Они ехали, и у Хесуса вдруг болеть сердце. Он сказать, болеть так сильно, что он бояться, как бы не попасть в авария. Они останавливаться и ждать, что сердце пройти. Но боль все сильнее, и Хесус не иметь сил ехать. Опасность. Мой муж бояться умереть прямо там, в машина. Но тут мистер Нэйтан, он ехать за ним следом и остановиться и прийти на помощь. У Хесус не иметь с собой телефона, но мистер Нэйтан – у него быть, и он вызывать «Скорую».

Мария делает паузу и спрашивает о чем-то своих мужа и сына по-испански. Они быстро отвечают, и она продолжает рассказывать. Только теперь намного тише и медленнее:

– Быть дождь. В октябре обычно не бывать так много дождь. Когда мистер Нэйтан вызвать «Скорую», другая машина занести на скользкой дороге. Она врезаться в наш минивэн, и мы врезаться в стенку. Ваш папа… Ваш муж… Его зажать между машина и стена. Он не мочь спрятаться.

В палате наступает гробовая тишина.

Значит, вот оно как. Папу зажало между машиной и бетонным ограждением шоссе.

Кажется, сейчас мама грохнется в обморок. Поэтому я говорю спасибо семье Рамиресов и вывожу ее из палаты прежде, чем это произойдет.

По пути домой мама почти не говорит ни слова. Впервые после моей пятничной футбольной катастрофы выражение ее лица меняется. Она больше не выглядит грустной. Скорее злой.

– Мама, ты похожа на папины камни, – говорит вдруг Элис.

– Это как же? – спрашивает мама.

Краем глаза все еще поглядывая на дорогу, я перевожу взгляд направо – на мамино лицо. На котором напряжена каждая мышца и которое постепенно краснеет. Моя сестра права: оно выглядит точно как папины камни.

– У тебя лицо каменное, – отвечает Элис. – Ты что, на кого-то злишься?

Мама оборачивается к ней, и Элис, сидящая сзади, на миг встречается с ней взглядом.

– Может быть, – отвечает мама.

– Как это – может быть? – спрашиваю я.

– Я еще не решила, – рычит она. – В конце концов, злиться тоже нужно осознанно. – С мгновение она молчит, видимо, размышляя над этим, а потом говорит: – Хорошо, я решила. Да, теперь я официально в бешенстве. Но знаю, что так не должно быть, и оттого еще больше злюсь на себя.

– Так на кого ты злишься? – спрашивает Элис и тут же деликатно предлагает варианты ответа: – На водителя, чья машина врезалась в папу?

– Нет, конечно же, – возражает мама. – Это произошло не по его вине, и было бы неправильно злиться на него из-за случившегося.

– Но и Рамирес тоже не виноват, – пытаюсь я обратить мамино внимание на обстоятельства. – Да, у него был сердечный приступ, но разве это его вина?

Мамина нижняя губа начинает предательски подрагивать. И я замечаю боковым зрением скорбные признаки, которые снова отражаются на ее лице.

– Ты прав, Тай, – бормочет она вполголоса. – Он ни в чем не виноват… Поэтому я его ни в чем и не виню.

Она пару раз шумно вздыхает, тупо уставившись в окно на проплывающий мимо пейзаж. И добавляет:

– А вот на твоего отца…

Элис раскрывает рот – она поражена тем, что только что услышала:

– На папу?

Я в не меньшем замешательстве от сказанных мамой слов:

– Как ты можешь винить папу?

На секунду в маминых глазах загорается какой-то странный огонек, но его тут же гасит очередной приступ рыданий.

– Потому что надо было думать головой! – ревет мама, и по щекам ее струятся слезы. – Он подвергает свою жизнь опасности ради совершенно незнакомых людей, не задумываясь о том, каково нам. Знаю, все скажут, что он был героем. И он был им. Но разве можно быть таким эгоистом? Ваш отец только и думал, что о том, как бы помочь людям, забывая при этом, что у него есть его собственная семья! Ведь теперь нам придется жить дальше – у вас нет больше папы, а у меня нет больше мужа. За его великодушие платить приходится нам.

Вся оставшаяся часть поездки проходит в абсолютной тишине. Не знаю, потому ли, что ни Элис, ни я не хотим бередить мамины раны, или же потому, что в чем-то насчет папы она все-таки права.

Но в каком бы жутком состоянии мама ни была в больнице или по пути домой, худшее еще впереди. После ужина в четверг, отправив нас в постель, она запирается в их с папой ванной комнате и рыдает, как нам с сестрой кажется, целую ночь. Когда она перестает рыдать, я пытаюсь проверить, все ли в порядке, и громко зову ее, но мама не отвечает. И еще раз. И снова нет ответа. Я смотрел достаточно фильмов, прочитал достаточно книг и знаю, что люди – даже такие разумные, как наша мама, – могут с собой сделать в приступе депрессии, поэтому быстро приношу отвертку и разбираю замок.