Книга Захвачены в бою. Трофеи русской армии в Первой мировой - Алексей Олейников

Но имела место и кавалерийская схватка: «Сблизившись на расстояние около 400 шагов, Линейцы (казаки 1-го Линейного генерала Вельяминова полка Кубанского казачьего войска. — А.О.) забросили винтовки за спину и ударили “в шашки” на венгерских гусар. Гусары приняли атаку….По-видимому, эскадрон 8-го Гонведного полка во время движения потерял сомкнутость и в их строях получились интервалы, или же они, начав атаку на пулеметы в разомкнутом строю, потом хотели сомкнуться.

Линейцы атаковали в разомкнутом строю (лавой), и это позволило им охватить фланги австрийцев и проникнуть в образовавшиеся интервалы, окружив отдельные группы гусар. В 400–500 шагах впереди пулеметов завязалась жестокая рукопашная схватка. Смешавшись друг с другом, в густой пыли, линейцы и гусары с ожесточением рубили друг друга. Рукопашный бой продолжался недолго, но носил чрезвычайно кровопролитный характер. Гусары защищались отчаянно: их сабли причиняли чувствительные потери линейцам, но, окруженные со всех сторон, они были изрублены и остатки их бросились назад, преследуемые казаками.

Большое количество убитых и раненых гусар осталось на месте боя, в том числе и оба командира эскадронов, ротмистры Кемень и Микеш… Южнее Сатановской дороги наступление 2-го Драгунского и 11-го Уланского полков 15-й бригады против южной окраины местечка захлебнулись еще раньше. Достигнув легко опушки леса, австрийцы на этом участке в течение всего боя не могли преодолеть огня нашей пехоты и спешенных сотен Донской бригады, и неоднократные попытки их выйти из леса успеха не имели. Около половины пятого неприятельский огонь стал постепенно слабеть. Вскоре смолкла неприятельская артиллерия, и появились признаки начавшегося отхода.

Движение частей 17-го Донского полка в обход правого фланга австрийцев ускорило их отступление. К 5 часам дня бой стих окончательно: понесшая тяжелые потери и потрясенная морально, конница генерала Фрорайха (фельдмаршал-лейтенант Э. фон Фрорейх — командир 5-й гонведной кавалерийской дивизии. — А.О.) быстро выходила из бол и отходила обратно к Сатанову… возле м. Городок в братской могиле было похоронено свыше 500 гусар, павших в бою. Количество раненых, оставшихся на поле и подобранных санитарами, было настолько значительно, что дивизионный перевязочный пункт, открытый в м. Городок, работал всю ночь, и уже к 8–9 часам вечера на пункте было зарегистрировано свыше 150 раненых кавалеристов.

Несмотря на отсутствие преследования, материальное и моральное расстройство 5-й кавалерийской дивизии было настолько велико, что, по свидетельству австрийского автора… австрийское командование нашло необходимым снять дивизию с фронта и отвести в тыл для пополнения и приведения в порядок….В конечном итоге австро-венгерская конница понесла большие потери и утратила способность для дальнейшей борьбы на долгое время. А начальник дивизии генерал Фрорайх просверлил себе пулей висок на самом поле неудачной атаки»{75}.

Ряд казачьих офицеров получили за этот бой Георгиевское оружие. Как гласил документ, высокая награда вручается «есаулам 1-го Линейнаго генерала Вельяминова полка Кубанскаго казачьего войска: Принцу Шах-Рух-Дараб-Мирзе за то, что, лично командуя сотней в составе 109 человек в бою у м. Городка, произвел конную атаку на 3 эскадрона противника в критическую минуту боя, когда значительные силы последнего, обходя фланг, намеревались ворваться в местечко Городок. Несмотря на превосходные силы австрийцев и на сильный шрапнельный огонь их артиллерии, повел сотню в составе 3 взводов на фронт противника, приняв на себя первый удар.

Около 3-х эскадронов неприятельской конницы было уничтожено. Успех этот имел решающее значение, так как, покончив с кавалерией, остатки этой сотни под командой есаула Труфанова двинулись на артиллерию противника, которая, увидев казаков, взяла на передки и пошла наутек, чем выручены были все другие части отряда, по которым артиллерия противника перестала стрелять… [и] Андрею Труфанову, за то, что, лично командуя сотнею в бою у м. Городка, произвел конную атаку на превосходные силы противника в критическую минуту боя… есаул Труфанов разбил противника фланговой атакой, когда 5-я сотня билась с фронта. Около 3-х эскадронов неприятельской конницы было уничтожено…»{76}

6 августа эскадрон 11-го гусарского Изюмского полка к юго-западу от Луцка — близ Берестечка у Новостава атаковал эскадрон

9-го гонведного гусарского полка — 60 венгерских гусар было изрублено и 105 нижних чинов и 2 офицера взято в плен, командир эскадрона застрелился.

8 августа состоялось кавалерийское сражение у Ярославице — единственный случай в мировую войну, когда в конном строю сошлись 2 кавалерийские дивизии. 10-я кавалерийская дивизия под командованием генерал-лейтенанта графа Ф.А. Келлера нанесла поражение австрийской 4-й кавалерийской дивизии (общие потери противника составили до 800 человек, в т. ч. 650 пленными — как пехотинцев, так и кавалеристов){77}.

В момент столкновения 10-я дивизия развернула 10 эскадронов, но их фронт был прорван конной атакой 8-ми эскадронов австрийцев. Тогда Ф.А. Келлер ввел в бой свой штаб, конвой и 2 эскадрона 10-го гусарского Ингерманландского полка под командованием ротмистра И.Г. Барбовича. Фланговым ударом противник был опрокинут.

Очевидец боя вспоминал: «Раскатами барабанной дроби посыпались шашечные и сабельные удары, то — глухие, то — резкие, металлические в тех случаях, когда шашка встречала на своем пути железные каски. Серые защитные рубашки наших всадников просачивались между австрийскими голубыми ментиками. Видно было, что обе стороны начали расстраиваться и смешиваться в общую массу. Разгорался рукопашный бой: всадник рубил, колол всадника… слышался непрерывный лязг железа… раздавались револьверные выстрелы. Справа доносилась непрерывная трескотня пулеметов»{78}. Поле только что закончившегося боя «представляло чарующую картину. Закрытое еще темной пеленой солнце тускло светило; столбы неулегшейся пыли, перевитые желтыми лучами, мрачными тенями гуляли по полю… Желтый ковер недавно сжатой пшеницы был усыпан красными и голубыми цветами-маками и васильками: то были тела убитых и раненых австрийцев. Между ними, но значительно реже попадались серо-желтые пятна — тела погибших и раненых русских. Раненые шевелились; иные пытались подняться, протягивали руки и молили о помощи… Раны были ужасны; особенно поражали величиной и жестокостью раны многих убитых и раненых австрийцев — то были следы уколов пики»{79}.

В числе пленных было 10 офицеров. Так, участник боя вспоминал: «Здесь и там стояли группы пленных. Убитые, раненые и пленные принадлежали ко всем полкам 4-й кавалерийской дивизии (1-й и 13-й уланские, 9-й и 15-й драгунские полки). Из рощи все еще доносились крики и одиночные выстрелы: там шарили наши, собирая засевших в роще и еще сопротивлявшихся австрийцев.

Группа гусар, возбужденная, сердито размахивавшая и грозившая шашками, вывела на опушку рощи несколько австрийцев; один из них что-то кричал и, видимо, сопротивлялся. Заметив вблизи рощи группу всадников с развевающимся над ней флагом и догадываясь, что это штаб, австриец проявил отчаянное усилие, вырвался из рук державших его гусар, сделал несколько шагов вперед и на чистейшем французском диалекте обратился к стоявшему впереди штаба генералу графу Келлеру: “…я ротмистр уланскаго полка, поляк… сегодня, как видите, я тяжело ранен… сдаюсь на милость победителя, но прошу пощадить честь офицера и приказать не отбирать от меня сабли”… Благородные черты породистого лица ротмистра были подернуты бледностью и свидетельствовали о переживаемом волнении и страданиях. Правая рука прижимала к груди перебитую левую руку; мундир расстегнулся, а сползший с плеч голубой ментик открывал широкую через всю шею прорезанную рану, из которой еще струилась кровь, алыми пятнами покрывавшая безукоризненной белизны рубаху…»{80}