Книга КлаТбище домашних жЫвотных - Стивен Кинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И давно здесь это кладбище?
— Я не знаю, — ответил Джад, засунув руки в карманы. — Оно уже было, когда умер Спот. Ну, это понятно. Тогда у меня была куча друзей. Они помогали мне вырыть могилу для Спота. Копать тут непросто, скажу вам… земля каменистая, твердая. Я тоже им помогал. — Он указал заскорузлым мозолистым пальцем на одну из могил. — Вон там лежит пес Пита Лавассе, если я правильно помню, а там — все три кошки Альбиона Гротли, рядком друг за другом. Старик Фритчи держал почтовых голубей. Мы с Элом Гротли и Карлом Ханной похоронили тут голубя, которого загрызла собака. Вон там он лежит. — Джад на секунду умолк. — Я последний из той компании. Все уже умерли. Никого нет.
Луис ничего не сказал, просто стоял и смотрел на могилы животных, засунув руки в карманы.
— Земля каменистая, твердая, — повторил Джад. — Только вот на погост и годится.
Гейдж пискляво захныкал, и Рэйчел взяла его на руки.
— Он голодный, — сказала она. — По-моему, пора возвращаться, Лу.
Пойдем уже, да? — спрашивал ее взгляд.
— Да, конечно. — Луис надел рюкзак и повернулся спиной к Рэйчел, чтобы ей было удобнее засунуть внутрь Гейджа. Элли! — Элли, ты где?
— Вон она. — Рэйчел указала на кучу валежника. Элли карабкалась на него, как на лесенку в школьном дворе.
— Эй, малышка, слезай оттуда! — встревоженно крикнул Джад. — Попадет нога не в ту дырку, эти стволы-ветки сдвинутся, и сломаешь себе лодыжку.
Элли спрыгнула вниз.
— Ой! — Она подошла к ним, потирая бедро. На коже царапины не было, но сухая колючая ветка разорвала Элли брючки.
— Вот я о том и толкую. — Джад потрепал ее по голове. — На такой старый валежник лучше не лезть. Даже тот, кто хорошо знает лес, никогда на него не полезет, если можно его обойти. Понимаешь, упавшие деревья, когда они валятся в кучу, становятся злыми. И даже могут тебя укусить.
— Правда? — спросила Элли.
— Чистая правда. Смотри, они навалены, как солома. Наступишь куда-нибудь не туда, и они все обрушатся лавиной.
Элли посмотрела на Луиса:
— Это правда, папа?
— Думаю, да.
— Фу! — Она обернулась к валежнику и крикнула во весь голос: — Вы порвали мне брючки, гадкие деревья!
Трое взрослых рассмеялись. Валежник молчал. Он просто был. Лежал, выгорая на солнце, там же, где и всегда — все последние десятки лет. Луис подумал, что валежник похож на скелет какого-то древнего чудища, возможно, убитого честным и благородным рыцарем. Кости дракона, сложенные в гигантский курган.
Уже тогда Луис решил, что в этом валежнике есть что-то странное. Как-то уж очень кстати он расположился между кладбищем домашних животных и чащей леса — того самого леса, который Джад Крэндалл потом несколько раз назовет по рассеянности «индейским». Беспорядочное нагромождение стволов и ветвей было каким-то чересчур искусным, чересчур хитроумным для случайной игры природы. Оно было…
Но тут Гейдж схватил его за ухо и дернул, радостно гукая, и Луис забыл и о валежнике, и о лесах по ту сторону кладбища домашних животных. Пришла пора возвращаться домой.
9
На следующий день Элли пришла к нему грустная и встревоженная. Луис сидел у себя в кабинете и клеил модель. «Роллс-ройс „Серебряный призрак“» 1917 года выпуска: 680 деталей, более 50 подвижных частей. Модель была почти готова, и Луису прямо-таки виделся одетый в ливрею шофер, прямой потомок английских кучеров восемнадцатого-девятнадцатого столетий, гордо сидящий за рулем.
Он увлекался моделями с десяти лет. Все началось с истребителя времен Первой мировой войны, который ему подарил дядя Карл. Луис собрал почти все самолеты от «Ревелла», а годам к двадцати перешел к более крупным и сложным моделям. У него был период кораблей в бутылке, и период военной техники, и даже период огнестрельного оружия, причем эти «кольты», «винчестеры» и «люггеры» получались настолько реалистичными, что даже не верилось, что они ненастоящие. Последние пять лет Луис собирал большие круизные лайнеры. Модели «Лузитании» и «Титаника» стояли на полках в его университетском кабинете, а «Андреа Дориа», законченный перед самым отъездом из Чикаго, красовался на каминной полке в гостиной. Сейчас Луис перешел к классическим автомобилям, и если уже заведенный порядок останется в силе, то автомобильный период продлится четыре-пять лет, а потом сменится чем-то другим. Рэйчел относилась к его единственному настоящему хобби со свойственной женщинам снисходительностью и, как казалось Луису, с некоторым презрением; даже после десяти лет брака она, наверное, думала, что когда-нибудь он это перерастет. Возможно, причина отчасти заключалась в ее отце, который с самого начала считал — и не изменил свое мнение до сих пор, — что его дочь вышла замуж за полное ничтожество.
Может быть, подумал он, Рэйчел права. Может быть, лет в тридцать семь я проснусь как-нибудь поутру, отнесу на чердак все модели и займусь дельтапланеризмом.
Элли была очень серьезной и сосредоточенной.
Где-то вдалеке звонили воскресные колокола, созывавшие прихожан в церковь.
— Привет, папа, — сказала Элли.
— Привет, солнышко. Что-то случилось?
— Ничего, — отмахнулась она, но ее вид говорил о другом: что-то все же случилось, причем явно что-то серьезное. Ее только что вымытые волосы падали на плечи. Волосы у Элли уже начинали темнеть, но при таком освещении казались почти такими же светлыми, как раньше. Она была в платье, и Луис вдруг понял, что его дочь почти всегда надевает платье по воскресеньям, хотя в церковь они не ходят. — А что ты клеишь?
Аккуратно прилаживая на место брызговик, Луис принялся объяснять.
— Вот, посмотри. — Он бережно вручил Элли крошечный колпак колеса. — Видишь эти буковки «R»? Пустячок, а приятно, да? Если мы поедем в Чикаго на День благодарения, то полетим на «эл десять-одиннадцать», и там на двигателях будут точно такие же буковки «R».
— Подумаешь, буковки. — Элли отдала ему колпак.
— Не «подумаешь, буковки», а эмблема «Роллс-ройса», — сказал Луис. — Вот когда у тебя будет достаточно денег, чтобы позволить себе «роллс-ройс», тогда можно будет немного поважничать. Я вот решил, что когда заработаю второй миллион, то непременно куплю «роллс-ройс». И если Гейджа будет укачивать, пусть его рвет на натуральную кожу.
И кстати, Элли, что у тебя на уме? Но с Элли такое обычно не проходило. Она только замкнется, если задать вопрос в лоб. Она вообще не любила рассказывать о своих чувствах. И Луису нравилась эта черта характера.
— А мы богатые, папа?
— Нет, — ответил он. — Но голодать мы точно не будем.
— Майкл Бернс в садике говорит, что все врачи богатые.
— Ну, скажи Майклу Бернсу, что многие врачи могут разбогатеть, но на это уходит лет двадцать… а в университетской поликлинике вряд ли разбогатеешь, даже если ты там начальник. Разбогатеть можно, если ты узкий специалист. Гинеколог, ортопед или невролог. Вот они богатеют быстрее. А такие обыкновенные терапевты, как я, — помедленнее.