Книга Изгнание торжествующего зверя - Джордано Бруно

Поэтому, как только Мизен [27] , сын Эола (ибо Меркурий с презрением отказался быть, как прежде, глашатаем и вестником приказов), провозгласил о воле Юпитера, все боги, разошедшиеся было по дворцу, быстро очутились в сборе. И вот, когда наступило молчание, когда после всех уже сам Юпитер с печальным и грустным видом, но вместе и с высоким самообладанием, с властительным величием шествовал на свое место, как раз перед тем, как ему взойти на солею и появиться в трибунале, вынырнул Мом и заявил со своей обычной развязностью Юпитеру так тихо, что все услышали, следующее:

1. – Это собрание должно быть перенесено на другой день и в иные условия, Отче. Зазвать на конклав в такое время, сейчас же после пира, – такая насмешка кажется мне делом рук твоего нежно любимого секретаря. Ведь нектар, плохо переваренный желудком, не успокаивает и укрепляет, но изменяет и удручает природу, смущает воображение, одних делая беспричинно смешливыми, других – беспорядочно веселыми, третьих – суеверно набожными, четвертых – попусту героическими, пятых – холериками, шестых – строителями воздушных замков, – и все это до тех пор, пока вместе с полным испарением одних и тех же паров чрез различно усложненные мозги всякое воздействие исчезнет и рассеется как дым. Сдается мне, Юпитер, тебя вывели из равновесия и огорчают какие-то странные, не определившиеся еще мысли. Всяк осудит тебя за это без снисхождения, хотя я один осмеливаюсь сказать тебе, побежденному и мучимому мрачной меланхолией: зачем было звать нас на совет без заблаговременного предупреждения, в праздничный день, после обеда, после хорошей еды и выпивки? Как при всех этих обстоятельствах хотите вы трактовать о вещах – сколько я могу понять и, так сказать, вынюхать, – очень важных?

Так как не в обычае да и не особенно дозволялось прочим богам оспаривать Мома, то Юпитер, бросив на него полунасмешливый, полупрезрительный взгляд и ни слова не ответив, взошел на высокую кафедру, сел и оглядел венок собравшегося Великого Сената. Под этим взглядом у всех забились сердца и от удивления, и от ошеломляющего страха, и от полноты уважения и почтения, какие возбуждает в смертных и бессмертных грудях величие. Затем, опустив несколько брови и подняв зеницы вверх, Юпитер, вздохнув полной грудью, разразился следующей речью.

Речь Юпитера

Не ждите, о боги, чтобы я, по своему обыкновению, ударил вам в уши искусственным вступлением с вычурной нитью повествования и с изящным объемистым заключением. Не надейтесь на разукрашенную ткань слов, гладко вылощенную вереницу мыслей, на богатое снаряжение изящных предложений, на пышное великолепие разработанных периодов и на то, чтоб я, согласно ораторским правилам, трижды закруглил свои взгляды, прежде чем их высказать: «Non hoc ista sibi tempus spectacula poscit» [28] .

Верьте мне, ибо будете верить истине, уже двенадцать раз восполнила свои посеребренные рога целомудренная [29] , прежде чем я остановился на решении созвать это собрание сегодня, в тот час и при тех условиях, какие видите. И так как был занят главным образом тем, о чем я, к сожалению, должен умолчать, то мне не пришлось обдумать свою речь. Слышу, вы удивлены: почему в такое время, оторвав вас от ваших досугов, я пригласил вас тотчас после пира на неожиданное совещание? Чувствую: вы ропщете на то, что в праздничный день в ваши сердца толкнулись важные дела, и нет никого из вас, кто не был бы обеспокоен звуками труб и возглашением эдикта. Но я, хотя все это и произошло по моей воле, а моя воля и приказание есть основа справедливости, все-таки прежде всего не премину освободить вас от изумления и смущения. Медленны, говорю я, серьезны и вески должны быть предложения, зрелы, тайны и осторожны обсуждения, но зато исполнение должно быть крылатым, скорым и быстрым. Поэтому не думайте, якобы мной за обедом овладело какое-то странное настроение, связавшее и покорившее меня после обеда, так что я не по зрелом размышлении, а под влиянием нектарных паров взялся за дело. Напротив, ровно год тому назад, с этого самого дня, приступил я про себя к рассмотрению всего того, что я изложу сейчас и сегодня. Потому после обеда, что не в обычае приносить плохие известия на голодный желудок; неожиданно, ибо очень хорошо знаю, вы не так-то охотно, не как на праздник, ходите на совет, и многие из вас весьма упорно их избегают: одни – боясь нажить себе врагов; другие – не умея разобраться, где победители и где побежденные; кто из страха, что отвергнут его предложения; кто в обиде на то, что его мнений иной раз не одобряют; кто, чтоб заявить себя нейтральным в щекотливых вопросах, которые затрагивают враждующие стороны; кто, чтобы не отягощать своей совести; эти – по одной, те – по другой причине.

Итак, напоминаю вам, братья и сыны: кому судьба дала право вкушать амбросию, пить нектар и наслаждаться величием, на тех вместе с тем падают все тяготы величия. Диадема, митра, корона не дают чести главе, не отягощая ее; царский скипетр и мантия не украшают, не изнуряя тела. Вам хочется знать, почему я избрал праздничный и именно сегодняшний день? Неужели же, неужели, по-вашему, в этот день можно праздновать? Разве этот день не должен быть самым трагическим днем всего года? Кто из вас, хорошенько подумавши, не назовет позорнейшим делом праздновать память победы над гигантами в то время, как нас презирают и позорят земные отребья? Лучше бы всемогущей судьбе угодно было изгнать нас с неба тогда, когда враги наши еще не унизили нас так своею доблестью и достоинством и не обличили наших изъянов. Гораздо лучше бы нам сейчас здесь не быть, гораздо лучше бы, если б нас тогда изгнали, ибо страх перед нами, который делал нас такими славными, исчез; разбито благоговейное отношение к нашему величию, предвидению и справедливости, и, что всего хуже, у нас нет ни возможности, ни сил поправить несчастье, искупить наш позор, ибо справедливость, при помощи которой судьба управляет правителями мира, отняла у нас весь наш авторитет и власть, коими мы не умели пользоваться; открыла, обнаружила, обнажила перед глазами смертных все наше недостойное поведение, заставив самое небо с такою же очевидностью, как ясны и очевидны звезды, свидетельствовать о наших преступлениях.

Не на небе ли можно видеть открыто плоды, реликвии, доносы, голоса, писания, истории наших кровосмесительств, разврата, растлений, гнева, презрения, похищений и прочих неправд и преступлений, и, что горше всего, какое мы допустили величайшее заблуждение, вознеся с триумфом на небо пороки и посадив их там, а справедливость и добродетели заставив терпеть изгнание, быть в небрежении, в самой преисподней!

Начну с малого, с простительных прегрешений: почему это Дельтатон [30] – я говорю о Треугольнике – получил себе четыре звезды, вблизи головы Медузы под задней частью Андромеды и над рогами Овна? Да чтоб показать, что пристрастие есть и у богов. Что делает Дельфин [31] рядом с Козерогом, на севере от него владея 15 звездами? Он тут, чтоб любовались на вознесение того, кто был хорошим маклером, чтоб не сказать сводником, между Нептуном и Амфитритой. Почему семь дочерей Атланта [32] расселись вверху над самой шеей белого Быка? Чтоб, оскорбляя величие всех нас – прочих богов, вечно чваниться тем, что их отец поддерживает нас и разваливающееся небо, или чтобы просто было бы на чем показать легкомыслие божеств, которые их туда водворили. Почему Юнона украсила Рака [33] 9 звездами, не считая 4 ближних, не составляющих созвездия? Да только по прихоти, за то, что он ущипнул Геркулеса, когда тот сражался с чудовищем. Кто мне сумеет дать другое объяснение, кроме бессмысленного повеления богов, в силу которого Змеебык, называемый нами, греками, Змеедержец, приобрел со своею змейкой поле в 36 звезд? А что за важный и удобный повод у Стрельца захватить 31 звезду? Да тот, что он сын Евфимии – няньки и кормилицы Муз. Почему же не матери? Потому что он сверх того умел плясать и забавлять бездельными играми. Почему Водолей владеет 45 звездами около Козерога? Не за то ли, что спас дочь Венеры Фацету, вытащенную из пруда? Но почему же это пространство отдано не тем, кому мы, боги, так многим обязаны, и кто, несмотря на это, лежит в земле, почему их предпочли оказавшему услугу, недостойную такого большого вознаграждения? Потому что так было угодно Венере.